— Ну! Неужто и вы с нами?
— Похоже, что так, — удрученно сказал Стокдэйл.
— Нет, — вмешалась Лиззи, расслышав снизу их слова. — Он ни за, ни против нас. Но он нас не выдаст.
Через минуту она уже стояла рядом со Стокдэйлом. Дальше подниматься было нетрудно, вскоре покрытые пылью перекладины с висевшими на них колоколами остались внизу, и сквозь дыру, в которую просвечивало бледное небо, Стокдэйл и Лиззи выбрались наружу. Оулет задержался возле люка, чтобы втащить обратно приставную лесенку.
— Нагните головы ниже, — послышался голос, едва они ступили на крышу. Стокдэйл увидел здесь всех, кого акцизники тщетно разыскивали по деревне. Почти все лежали плашмя, и лишь немногие, встав на четвереньки, смотрели в амбразуры парапета. Стокдэйл сделал то же самое и увидел деревню, раскинувшуюся внизу, словно географическая карта, по которой ползали акцизники, в ракурсе похожие на крабов: круглая шляпа на голове у каждого из них казалась кружком, помещенным в центре фигуры. Некоторые из находившихся на крыше контрабандистов повернули головы, когда среди них вдруг возникла особа молодого проповедника.
— Как, и вы тут, мистер Стокдэйл? — спросил удивленно Матт Грэй.
— А лучше бы его тут не было, — сказал Джим Кларк. — Если наш пастор увидит, что на его колокольню забрался методистский проповедник, нам не поздоровится — терпеть он не может тех, кто ходит молиться в часовню. Пожалуй, больше ни одного бочонка у нас не купит. А он покупатель хороший, лучше и не сыщешь.
— А где сейчас пастор? — спросила Лиззи.
— У себя дома, понятно, сидит запершись, чтобы не видеть того, что творится в деревне. Всем порядочным людям подобает сейчас дома сидеть, и этому молодому человеку тоже.
— Он принес нам новости, — сказала Лиззи. — Оказывается, решено обыскать весь сад, а потом церковь. Что нам делать, если найдут?
— Вот мы как раз об этом сейчас и говорили, — отозвался Оулет. — И кое-что придумали. Э! Черт возьми…
Это восклицание было вызвано тем, что несколько акцизников, войдя в сад и принявшись ползать там взад и вперед, вдруг остановились посреди сада, где росла тонкая яблонька, поменьше остальных. К этим акцизникам подошли другие; сбившись в кучу, все они низко нагнулись к земле.
— Ах! Мои бочонки! — слабым голосом произнесла Лиззи, заглянув в амбразуру.
— Добрались-таки до них, — сказал Оулет. Происходившее в саду до такой степени заинтересовало контрабандистов, что теперь уже все, кто был на крыше, прильнули к парапету и смотрели вниз. Но внезапно их внимание было отвлечено раздавшимся у колокольни чьим-то громким возгласом. Акцизники, сгрудившиеся вокруг яблоньки, вскочили на ноги и побежали к кладбищенской ограде. А те из акцизников, которые успели еще до этого незаметно для контрабандистов войти в церковь, закричали вдруг во весь голос:
— Вот они, вот они, наконец-то мы их нашли!
На крыше царила немая тишина, ибо присутствующим было неясно, о бочонках или о них самих идет речь, но, осторожно заглянув за край парапета, они получили возможность убедиться, что подразумевались именно бочонки; и вскоре обреченные предметы один за другим были извлечены из тайного убежища под лестницей и вынесены на середину кладбища.
— Сейчас их сложат на могиле Хинтона и пойдут еще искать, — произнесла Лиззи безнадежным тоном.
И в самом деле акцизники уже складывали бочонки на широкую могильную плиту неподалеку от церкви; водрузив на нее все найденные на колокольне бочонки, они оставили возле охрану из двух человек, а прочие снова двинулись в сад.
Последующие вражеские действия возбудили в контрабандистах болезненно острый интерес. На колокольне было запрятано только тридцать бочонков, но в саду их было еще семьдесят — все, что удалось доставить на берег; остальное привязали к канату и опустили в море до очередной ночной вылазки. Теперь, вернувшись в сад, акцизники вели себя так, как будто не сомневались, что вся контрабанда схоронена именно здесь, и порешили во что бы то ни стало разыскать ее до наступления ночи. Они рассыпались по всему участку и, передвигаясь, как и прежде, на четвереньках, обошли вокруг каждого дерева. Молодая яблонька посреди сада опять привлекла их внимание, и скоро все снова окружили ее — из чего явствовало, что вторичные поиски навели их на те же подозрения, что и поиски первоначальные.
Еще несколько минут они разглядывали землю под яблоней, а затем один из акцизников встал, побежал к боковому церковному входу, которым уже не пользовались и где в сенях хранились разные хозяйственные орудия, и вернулся, неся принадлежащие сторожу кирку и лопату; их тут же пустили в дело.
— Бочонки в самом деле зарыты там? — спросил священник.
Трава под яблонькой казалась такой свежей и непримятой, даже трудно было поверить, что тут копали. Контрабандисты были слишком поглощены происходящим и ничего ему не ответили. Вскоре, к своему огорчению, они увидели, что с каждой стороны яблоньки стало по нескольку человек; нагнувшись и опустив руки к земле, они выдернули деревцо целиком, вместе с дерном вокруг корней. Яблонька, как это стало теперь видно, росла в большом плоском ящике, у которого со всех сторон имелись ручки, чтобы можно было его поднимать. Под яблонькой обнаружилась глубокая яма, и один из акцизников заглянул в нее.
— Ну, стало быть, все, — бесстрастно сказал Оулет. — Теперь слезайте отсюда, пока вас не заметили, и готовьте дальше все, что надо. Я, пожалуй, досижу здесь дотемна, а то меня заберут по подозрению, ведь спрятано-то было на моем участке. Как только сядет солнце, я буду с вами.
— А я? — спросила Лиззи.
— А вы, Лиззи, сделайте милость, позаботьтесь о шпеньках и болтах. А потом возвращайтесь домой — и больше вас ничто не касается. Остальное доделают ребята.
Снова спустили лесенку, и все, кроме Оулета, сошли с колокольни, прокрались поодиночке вдоль задней стены церкви и исчезли: каждый отправился выполнять данное ему поручение. Лиззи смело прошла по улице, а за ней, почти следом, и Стокдэйл.
— Вы идете домой, миссис Ньюбери? — спросил он.
Это официальное «миссис Ньюбери» показало ей, что отчуждение между ними еще усилилось.
— Нет, не домой, — сказала она. — Мне нужно сперва кое-что сделать. Чай вам подаст Марта-Сарра.
— Я не о том беспокоюсь, — ответил Стокдэйл. — Какие еще могут быть у вас дела в этой греховной затее?
— Да так, мелочь.
— Что же именно? Я пойду с вами.
— Нет, я пойду одна. Пожалуйста, идите домой. Я вернусь не позже чем через час.
— Лиззи, вам ничто не грозит? — спросил молодой человек, в душе которого вновь шевельнулась нежность.
— Ничего мне не грозит — ничего такого, о чем стоило бы говорить, ответила она и пошла в направлении к Уормел-Кроссу.
Стокдэйл отворил калитку и остановился, глядя на происходящее в яблоневом саду. Акцизники все еще трудились там, и он, не устояв против соблазна, вошел в сад и стал наблюдать за их манипуляциями. Подойдя ближе, он увидел потайной погреб, о существовании которого не подозревал, — погреб был из бревен, выложенных квадратом, а сверху прикрыт слоем земли толщиною в фут и дерном.