Так мало было в этот час,
Когда земля мертва,
Резонов, чтоб впадать в экстаз,
Причин для торжества,
Что я подумал: все же есть
В той песне о весне
Какая-то Надежды весть,
Неведомая мне.
В СУМЕРКАХ{13}
I
Сердце мое поражено и иссохло, как трава.
Я не томлюсь, не стражду.
Хотя зима близка,
Ведь из людей пока
Никто не умер дважды.
Роз лепестки опали…
Но все давно прошло.
Еще такое зло
Переживу едва ли.
Зимы боятся птицы.
А мне не страшно впредь
На мерзлоту смотреть:
Замерзший не боится.
Сереет лист зеленый…
Но холодность друзей
Не станет холодней
Зимой студеной.
Пусть буря беды сеет.
Едва ли пропадет
От бурной страсти тот,
Кто сердца не имеет.
Мрак застилает вежды,
Но гибель не страшна,
Когда погребена
Последняя надежда.
В СУМЕРКАХ{14}
II
(1895–1896)
Смотрю на правую сторону и вижу,
что никто не признает меня. Никто
не заботится о душе моей.
Слышу: многих и сильных о грудь облаков разбивается крик:
«Только малость осталось исправить, чтоб мир совершенства достиг»
Но какую же бедную малость мечтают они извести?
Да ведь это же я им заноза в глазу, я преграда у них на пути!
«Все прекрасно, — они говорят, — пусть печальный забудет печаль».
Трудно в том усомниться, что схожий с другими тебе прокричал.
Так он горд, что и пыль образует, взлетая, над ним ореол.
Я ж родился не в срок, и ни дел, ни призванья в свой век не обрел.
«И могучий рассвет, и сладчайшая ночь на земле нам дана,
Восклицают они, — в совершенные мы рождены времена…»
Там, где сотней улыбок прикрыта любая из пролитых слез,
Что же я в этом мире такое? — вот главный, пожалуй, вопрос.
Кто находит, что поступью Первых затоптан был Лучшего путь,
Кто считает, что Лучшее в том, чтоб на Худшее трезво взглянуть,
И кто видит, как цвет наслаждения губят бесчестье и страха репей,
Пусть безропотно прочь отойдет — он изгой, он нарушил порядок вещей.
В СУМЕРКАХ{15}
III
Горе мне, что я живу у шатров Ки
дарских. Долго жила душа моя с
ненавидящими мир.
Ведь были же дни, когда я мог умереть легко,
Так низко смертная тьма тогда надо мною висла…
Я мог бы так и не знать, что жизнь не имеет смысла.
Были же дни, когда я мог умереть легко.
Тот солнечный полдень был, когда все дышало весною.
Я вскапывал грядки и с крокусов снег подталый снимал,
Сад приспосабливал к лету, красил, плотничал, подновлял
И верил тщеславно, что год воскрешен моею рукою.
Был день, когда в Эгдоне с нею, так далеки и все же близки,
Гуляли мы, вереск мешал нам друг друга видеть,
И мощь в ней была, которой нельзя обидеть,
Была защита в касании сильной ее руки.
И ночь была, когда, приткнувшись к камину, лежал я,
Порой засыпая, жалчайший из всех рожденных на свет,
Слабый от веры моей печальной и слыша сквозь бред
Вращение мира, к которому мало принадлежал я.
Даже тогда! Пока опыт не мучил, пока я не знал,
Что сладкий глоток во чреве горечью обратится,
Тогда на сцене должен был занавес опуститься
И голос властный, словно закон, произнести: «Финал».
ЖАЛОБА ТЭСС{16}
I
Меня забудьте поскорей,
Ох, поскорей!
Не буду видеть ни людей,
Ни солнца, ни звезды.
Последний всем отдам поклон,
Уйду под погребальный звон,
Приму могилы хладный сон,
Окончены труды.
II
На ферме долго я жила,
О, как жила!
Крепка вставала, весела,
С мечтой ложилась спать:
«Сидит он около огня,
Часы спешат себе, звеня,
А он глядит лишь на меня»
И «милой» начал звать.
III
Уехал он от злой беды,
От злой беды!
Сажали мы в горшках цветы,
Теперь небось гниют…
Где ужинали мы, сейчас
Небось крапива разрослась,
Щавель и вереск, всюду грязь,
А прежде был уют.
IV
И я одна всему виной,
Всему виной!
Не снес обиды милый мой,
От боли и со зла
Уехал он от этих мест,
Теперь печаль меня разъест,
Но я должна нести свой крест,
Раз горе принесла.
V
День свадьбы был счастливым днем,
Счастливым днем!
Нам говорили: «Счастья в дом»,
Встречая у плетня.
Теперь любой ругать готов
И не жалеет бранных слов
За дойкою моих коров
Сменившая меня.
VI
Мне мысль об этом тяжела,
Так тяжела,
А жизнь моя уже прошла,
И хочется мне впредь
Не помнить этих страшных дней,
Любимых не хранить вещей,
Не вспоминать вины моей,
Свой всякий след стереть!
Из сборника
«ШУТКИ ВРЕМЕНИ»
ТРАГЕДИЯ БРОДЯЖКИ{17}
(Апрель 1902)
I
День долог был, и вчетвером,
Мы вчетвером
Давно проверенным путем
На север выбирались,
От ноши, от жары устав,
Вдоль седжмурских полей, канав,
Передыхая у застав,
Где пошлины взимались.
II
Мы двадцать миль пешком прошли,
Пешком прошли
Я, милый мой, мамаша Ли
И пересмешник Джонни.
Мы поднялись на косогор.
Внизу, средь пустошей, озер
О чудо! — постоялый двор
Лежал как на ладони.