Выбрать главу

Он не создавал себе кумира ни из деревни, ни из мистических особенностей русского народного духа. В одном споре, приведя мнение противника, что если нам суждено услышать настоящее слово, то его скажут только люди деревни и никто другой, — он говорит: если вы хотите ждать, что скажут вам люди деревни, так и ждите, а я и здесь остаюсь «профаном». «У меня на столе стоит бюст Белинского, который мне очень дорог, вот шкаф с книгами, за которыми я провел много ночей. Если в мою комнату вломится „русская жизнь со всеми ее бытовыми особенностями“ и разобьет бюст Белинского и сожжет мои книги, — я не покорюсь и людям деревни. Я буду драться, если у меня, разумеется, не будут связаны руки. И если бы даже меня осенил дух величайшей кротости и самоотвержения, я все-таки сказал бы по меньшей мере: прости им, боже истины и справедливости, они не знают, что творят! Я все-таки, значит, протестовал бы. Я и сам сумею разбить бюст Белинского и сжечь свои книги, если когда-нибудь дойду до мысли, что их надо бить и жечь. Но пока они мне дороги, я ни для кого ими не поступлюсь. И не только не поступлюсь, а всю душу свою положу на то, чтобы дорогое для меня стало и другим дорого вопреки, если случится, их „бытовым особенностям“»[140].

Михайловский не часто употреблял имя божие и был особенно сдержан в терминологии этого рода, которая теперь в таком, можно сказать, излишнем ходу. Но здесь она совершенно уместна. В этой тираде, исполненной глубокого чувства, которое так редко прорывалось у этого человека и которое, однако, освещало и грело все, что он писал, — слышится истинное религиозное одушевление, а его кабинет с бюстом Белинского и его книгами был действительно его храмом. В этом храме суровый человек, не признававший никаких классовых кумиров, преклонялся лишь перед живой мыслью, искавшей правды, то есть познания истины и осуществления справедливости человеческих отношений.

1914

Комментарии

В настоящий том вошли произведения Короленко, наиболее характерно представляющие его творчество начала XX в. В раздел прозы включены начатый в 1888 г., но радикально переработанный в 1914 г. рассказ «С двух сторон», автобиографические рассказы-очерки «Феодалы», «В Крыму», интересный, но неоконченный рассказ «Братья Мендель».

В начале XX в. Короленко часто обращался к мемуарам. Он был знаком с такими выдающимися современниками, как Л. Толстой, Н. Чернышевский, Г. Успенский, А. Чехов, Н. Михайловский и др. Воспоминания, включенные в том, — важная часть литературного наследия Короленко.

В русскую литературу Короленко вошел и как яркий литературный критик. В его статьях реализовалось стремление соединить психологический анализ личности писателя с историко-литературным и социологическим анализом его творчества.

Особым явлением в творчестве Короленко является его публицистика.

Личность Короленко, его философские, исторические и социально-политические взгляды, его человеческая и гражданская позиция в значительной мере выразились в многочисленных публицистических произведениях и историко-социальных очерках, которые вместе составили бы не менее пяти больших томов. Из всех включенных в этот том публицистических работ писателя лишь одна — «Бытовое явление. Заметки публициста о смертной казни» — включалась в посмертные Собрания сочинений; большая же их часть входила только в Собрание сочинений Короленко 1914 г.

Статья «9 января 1905 года», в которой Короленко предсказывает неминуемость будущих социальных катаклизмов в России и дает глубокую характеристику административно-бюрократической структуры царской России, последний раз публиковалась в однотомнике произведений Короленко 1928 г. Социально-исторический очерк «Легенда о царе и декабристе» также не публиковался в советское время.

Много писал Короленко о национальных проблемах в России, так как то или иное их решение было для писателя показателем гражданского развития общества. В этот том включены две небольшие статьи, ранее не включавшиеся в посмертные Собрания сочинений, — «„Декларация“ В. С. Соловьева» и «Несколько мыслей о национализме». Они интересны прежде всего потому, что в них Короленко очень четко формулирует и до сих пор не всегда ясно осознаваемую разницу между патриотизмом и национализмом, теоретически и на конкретных примерах опровергая националистические идеи.

Особое место в публицистике Короленко занимают две его самые крупные и во многом итоговые работы — «Земли! Земли!» и «Письма к Луначарскому». В первой из них он исследует развитие революционно-демократических взглядов русской интеллигенции в ее отношении к исконной мечте русского крестьянина о земле. Одна глава этой статьи — «Разговор с Толстым. Максимализм и государственность» — неоднократно издавалась, вся же статья публикуется в СССР впервые. Проблема максимализма и государственности связывает эту статью с написанной в 1920 г. в форме писем большой публицистической работой, названной «Письма к Луначарскому». В максимализме требований большевиков писатель видит одну из причин современного ему положения России. Для Короленко всегда были значимы две точки зрения на социальное развитие общества. Первая — взгляд на общество как на организм, в соответствии с которым не может быть абсолютно нового общества и оно не может возникнуть «сразу», а должно включать в себя то здоровое и жизнеспособное, что было выработано в предыдущие эпохи. При переходе от прошлого к будущему не все подлежит разгрому и уничтожению — эту мысль особо подчеркивает Короленко в «Письмах к Луначарскому». «Вы победили капитализм, — указывает писатель, — но не заметили только, что он соединен еще с производством такими живыми нитями, что, убив его, вы убили также производство». В свою очередь, свобода мысли, собраний, слова и печати, считает Короленко, это не «буржуазные предрассудки», а необходимое орудие будущего. Они — результат долгой и небесплодной борьбы и прогресса, и, отменив их, можно двинуться только назад.

Другая важная для Короленко теория — теория целей и средств. Не отрицая, что целью нового правительства является благо народа, Короленко справедливо пишет, что многое зависит от тех средств, которыми будет оно достигнуто, а «административные расстрелы, введенные в систему и продолжающиеся уже второй год, не принадлежат к их числу». Позднее Луначарский вспоминал их спор о проблеме революционного насилия: «Анатолий Васильевич, вот вы все говорите „вынуждены“, „вынуждены“, — но вы вызвали целое море вражды, отгрызаетесь от целой стаи врагов и сами ожесточаетесь. У вас есть палачи, у вас есть люди, которые стали военными для того, чтобы рубить человеческое мясо так же просто, как рубят конину. Вы хотите неклассового общества, общества коммунистического сотрудничества, для вас человеческая личность должна быть святее, чем для кого-нибудь другого» (Луначарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. М., 1964. Т. 2. С. 402). «Вводя немедленный коммунизм, — указывает Короленко, — очень многие революционеры действительно верили, что коммунизм уже у ворот». «Вы, — настаивает Короленко, — надолго отбили охоту даже от простого социализма, введение которого составляет насущнейшую задачу современности».

Историко-социологический анализ первых послереволюционных лет, предпринятый Короленко в «Письмах к Луначарскому» и в выходящей за рамки любых жанровых определений работе «Земли! Земли!», оказался во многом пророческим, что особенно очевидно современному читателю.

Условные сокращения

ГБЛ — Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина (Москва).

Избр. письма — Короленко В. Г. Избранные письма: В 3 т. М., 1932–1936.

Короленко в восп. — В. Г. Короленко в воспоминаниях современников. М., 1962.

Письма — Короленко В. Г. Письма. Пб., 1922.

Полн. посм. собр. — Короленко В. Г. Полное посмертное собрание сочинений. Гос. изд-во Украины, 1923–1928.

вернуться

140

Под "бытовыми особенностями" в данной полемике разумелся между прочим уклад деревенской жизни, община и т. д.