Но разве о них идет речь — об этих мастерах? Да, именно о них, о людях, которые способны взяться за любую тему, которые напишут вам к восьми часам вечера о чем вы пожелаете: и о честности, и о смелости, и о преданности Родине, и о любви к труду, — и у которых, по существу, нет ни малейшего права обо всем этом говорить. Почему? Да потому прежде всего, что эти быстропишущие товарищи, как правило, очень смутно, очень приблизительно представляют себе, что такое хорошо и что такое плохо. А когда у человека моральный критерий столь шаток и неустойчив, очень нетрудно плохое выдать за хорошее. Это и случается. И, к сожалению, довольно часто.
То, о чем я буду говорить ниже, кое-кому покажется мелочью. Но это не мелочь.
Расскажу такой случай.
Я выступал по радио. Вместе со мной, в той же передаче, должна была выступить девочка-школьница, ученица 5-го или 6-го класса. Она, как я понял, собиралась рассказать радиослушателям о том, как их класс работал на строительстве новой школы. Девочка ужасно волновалась, поминутно заглядывала в бумажку, шептала что-то. И когда пришел бойкий товарищ, репортер, организатор этой передачи, и спросил: «Ну, как, все в порядке?» — девочка кивнула и протянула ему свой конспектик. Но он даже не взглянул на него, скомкал, сунул в карман и подал девочке другую бумагу:
— Ты это вот будешь читать.
Девочка бегло просмотрела текст и залилась румянцем.
— Что вы, — сказала она, — но ведь там же было совсем не так!..
— Что «не так»?
— Ну, вот — тут сказано «крановщица за нами не поспевала»… Мы же, во-первых, никаких крановщиц не видели, а во-вторых…
— Что «во-вторых»? — рассердился репортер.
— Мы там доски таскали и всякий мусор убирали…
— Ну и что?
— А тут написано такое, чего и не было. Это же неправда.
— Ладно, ладно, голубушка, — снисходительно засмеялся репортер. — Это не страшно. Это же ты не папе с мамой неправду говоришь. Это можно.
И он переглянулся со мной, посмотрев на меня, как взрослый на взрослого: дескать, вы видели, какие наивные пичужки бывают! Но в эту минуту мне не хотелось быть взрослым. Я стал на сторону девочки и даже пытался вмешаться и помочь ей. К сожалению, мы опоздали: парадный и высокопарный текст, сочиненный бойким репортером, был уже санкционирован, скреплен подписью и печатью, и именно эти, чужие лживые слова вынуждена была, запинаясь, деревянным голосом читать в микрофон девочка.
Репортер, с которым я пытался тогда спорить, на очень хорошем счету у начальства. Он — замечательный организатор, ему можно поручить «провернуть» любую тему. А ведь какое это страшное зло — именно этот человек и именно на этом месте: в редакции детского вещания. Ведь эта девочка, которая до сих пор свято верила в печатное слово и в слово, звучащее из репродуктора, — ведь каким потрясением, какой травмой было для нее услышать то, что она услышала из уст этого почтенного взрослого дядьки! А те, другие мальчики и девочки, которые таскали доски и вывозили мусор со стройки и которые вдруг услыхали, как их скромная и правдивая доселе подружка столь нагло и беззастенчиво «заливает» на весь эфир!.. Да, конечно, она потом объяснит им, как все это случилось. Но вряд ли это объяснение пойдет кому-нибудь на пользу. Из этого объяснения ребята уяснят лишь очень горькую истину: значит, все-таки врать можно! Учителю нельзя, папе и маме — тоже, а в микрофон, в эфир — пожалуйста, сколько угодно. И на это вранье их толкает не кто-нибудь, а сами взрослые.
Скажут: часто ли это бывает! Да, к сожалению, часто. Мы сами не замечаем в повседневности, как много яда рассеивают вокруг эти люди, не ведающие, где кончается правда и где начинается ложь.
Не могу без гнева говорить о том, что уже не первый год распространяют под видом «народных пословиц и поговорок» наши детские и юношеские газеты и даже некоторые издательства.
Стыдно приводить в качестве примеров эти перлы, а ведь мелькают они не только в периферийной, но и в столичной печати.
«При работе коллективной каждый грош вернется гривной».
«Конституция нова дала женщине все права».
«Агронаука — для урожая как порука».
«Темпы без качества — есть рвачество».
«Кто работает циклично, тот живет вполне прилично».
Что это — пародия, шутка? Какие тут шутки!.. Какому советскому человеку придет в голову шутить подобными понятиями.
Так в чем же дело? Ведь и школьник, знакомый хоть немного с подлинным фольклором, заметит, что все это — беззастенчивая подделка, грубейшая фальсификация. Ведь, в самом деле, не надо быть ученым фольклористом, чтобы понять: «гривна» в поговорке не может рифмоваться с «коллективно» уже по одному тому, что гривен (как и грошей) нет в нашем советском обиходе. Архаизмы эти вставлены в «поговорку» именно для придания ей большей «народности», достоверности.
Обычно все эти «копилки народной мудрости» снабжаются еще такими примечаниями: из собрания такого-то. Записал такой-то. Да еще: там-то, в таком-то районе, в таком-то колхозе.
Я не хотел бы бросить даже самую маленькую тень на работу настоящих фольклористов. Они делают большое и святое дело. И особенно тогда, когда собирают современный, советский фольклор.
Здесь я говорю о халтурщиках и спекулянтах. И даже не о них, а прежде всего о тех, кто принимает, оплачивает и подписывает в печать их изделия. Халтурщик получил свои «гривны» и «гроши» и ушел, а эти остаются и продолжают творить свое нехорошее дело.
Зачем они это делают? По неопытности? Не верю.
Скорее всего, делается это из тех же соображений, из каких, бывает, печатают у нас плохие повести и романы только за то, что они — на полезную тему. Но сколько вреда, сколько бед приносит это бездумное, привычное, чистое, бескорыстное приспособленчество!..
Есть в Ленинграде площадь Мира, бывшая Сенная. Когда-то здесь был рынок, и у площади было свое лицо: немытое, грязное, но все-таки лицо. Сейчас это — очень чистая, гладкая, но унылая, уродливая в своих очертаниях и пропорциях площадь, заставленная такими же унылыми и бесцветными домами. И вот об этой-то скучнейшей площади в примечаниях к одной популярной книжке по истории Ленинграда сказано:
«Советские люди превратили эту площадь в одну из лучших в городе».
Я прочел эти строчки и подумал: почему? Ведь автор все-таки не дворник, а искусствовед.
И вдруг понял:
Площадь Мира!
Мы столько пишем, говорим, кричим об эстетическом воспитании наших детей, и вот — на тебе: «Темпы без качества — есть рвачество», «Площадь Мира — одна из красивейших площадей Ленинграда».
Станьте на место тех мальчиков и девочек, которые уже понимают, что площадь эта уродлива, а приведенная выше «народная пословица» — никакая не пословица, а словесный мусор; станьте на их место, задумайтесь и — вот вам моральная тема в чистом виде.
Опять ребенок нарывается на ту же горькую истину: оказывается, врать можно! Но почему же в таком случае нельзя делать и все остальное, на что взрослые наложили запрет?..
Я начал статью с утверждения, что не может быть аморальной, безморальной детской книги. Мораль — не привесок, она не вкладывается в книгу, как иллюстрация-вклейка.
Но чистым и ясным, свободным от всякой неправды и двусмысленности должно быть все, что обращено к детям: не только книга, но и газетная статья, и спортивная хроника, и фельетон, и подстрочное примечание, и самая крохотная заметка из отдела «Почеши затылок».
Мы хорошо знаем, какой могучей и доброй силой является печатное слово. Но мы забываем, в какое зло может превратиться современный печатный станок, если он начнет размножать миллионными тиражами даже самую маленькую лжинку.
А забывать об этом мы не имеем права ни на минуту.
Мы дружно ополчаемся на тех, кто портит, искажает и обедняет наш язык; сетуем и негодуем, когда пишут и печатают «пошил» вместо «сшил», «одел» вместо «надел» и т. д. и т. п. Слов нет, все это очень важно и существенно, и говорить об этом следует, может быть, даже в тысячу раз громче. Но в таком случае в десять тысяч раз громче надо говорить о той нижесредней нравственной культуре, о той моральной полуграмотности, о которой шла речь выше.