Тем временем пляж густо заполнялся людьми.
Великое множество отдыхающих собиралось к морю, покрывало песок, не оставляя ни одного свободного местечка, и пенило воду у берега.
Приходила женщина средних лет в кимоно из китайского шелка с узорами. К ней подсаживались знакомые, расстилали простыню и играли в карты.
Располагались неподалеку от мальчика муж и жена с тремя детьми и с корзиной провизии, из которой семья почти непрерывно ела.
На пляже становилось тесно, и мальчик, последний раз окунувшись, в отличном настроении, прищелкивая пальцами от удовольствия, шел завтракать.
Вежливо поздоровавшись, садился за стол.
— Хорошая вода сегодня, верно? — говорил кто-нибудь за столом, и мальчик отвечал с готовностью:
— Прекрасная вода!
Две тонкие руки ставили перед ним завтрак. Мальчик съедал все до крошки — у него был отличный аппетит.
После завтрака он отправлялся с компанией в горы, где за каждым поворотом открывался новый великолепный вид.
— Какая красота! — ахали женщины.
— Ну правда же, красота? — приставали они к мальчику.
— Здорово! — соглашался он.
И помогал им вскарабкиваться по крутым тропам.
Их вожак, санаторный затейник, показывал на горный ручей и говорил:
— Прошу обратить внимание, это знаменитый водопад, им еще Антон Павлович Чехов любовался, прошу обратить внимание.
И мальчик вместе со всеми обращал внимание, и нисколько ему не мешало, что все время перед ним маячили силуэты других отдыхающих.
И вместе со всеми он фотографировался на фоне гор, лесов и знаменитого водопада, а также рядом со скульптурами, поставленными для оживления местности: белым оленем и пионером-горнистом.
Опять они ехали на экскурсию. Ехали в автобусе. Мальчик сидел на заднем сиденье, и рядом с ним та женщина, что ходила на пляж в китайском халате.
Ее укачало, и голова ее беспомощно болталась у мальчика на плече.
— Надо, товарищи, прибегнуть к хоровому пению, — сказал затейник. Прошу, товарищи.
И он запел. Экскурсанты подхватили кто как умел. Но и хор не помог женщине, которую укачало.
— Ну хорошо, товарищи, — сказал затейник, прерывая пение. — Выйдем на воздух, сфотографируемся, а то отдыхающей плохо.
И все вышли фотографироваться.
Потом мальчик шел со всеми и слушал, как неутомимый затейник говорил:
— Прошу обратить внимание. Царская тропа. Протяженность четыре километра семьсот пятьдесят метров. Любимое место Антона Павловича Чехова. Прошу обратить внимание, товарищи.
После экскурсии мальчик играл в теннис с пожилыми отдыхающими и все время бегал для них за мячами, потому что пожилые люди не могли и не хотели бегать сами.
И опять была кормежка. За столом сосед мальчика стал требовать:
— Я же просил жаркое без лука, мне нельзя лук, уберите лук!
И ему поставили жаркое без лука, а мальчику было немного неловко, что взрослый человек так шумит из-за лука, но другой сосед сказал:
— В нашем положении диета — вещь серьезная. Съешь чего-нибудь не того — и будь здоров…
А вечером было кино на открытом воздухе, с поцелуями героев и громкими — на всю окрестность — голосами, от которых дрожала листва акаций в парке.
Перед сном, в симпатичном обществе взрослых людей, на террасе мальчик участвовал в разговоре. Один отдыхающий говорил:
— В наши дни люди живут долго, поэтому все у них дольше теперь: и детство дольше, и молодость, и зрелость. Прежде в двадцать лет человек считался зрелым…
— Средняя продолжительность жизни была в два раза меньше, — сказал другой отдыхающий.
— Вот именно, — сказал первый. — В двадцать лет считался зрелым, а теперь человеку под сорок, а он все для окружающих Костя или Шурик.
— Лермонтову было двадцать семь, когда он погиб, — сказала почтенная дама, — а он уже был великий поэт.
— Да, — сказал второй отдыхающий. — А теперь поэту под сорок, а он все еще начинающий.
Мальчик сидел на перилах террасы и смотрел на луну. Она очень подросла с тех пор, как он ее видел из вагонного окна.
И опять день, опять море, опять купанье.
Пожилые мужчины лежали на пляже рядом с мальчиком, и один сказал:
— Первые дни было двести двадцать на сто тридцать.
— Кошмар! — сказал другой.
— А сейчас немного снизилось — нижнее сто десять, а верхнее двести.
— Все равно кошмар, — сказал другой. — Вам нельзя было ехать на юг.
Пришла на пляж незнакомка в большой войлочной шляпе.
Мальчик осторожно заглянул под шляпу: незнакомка, стройная и легкая, годилась ему в матери.