И все. Нежно запели, разворачиваясь, черные «ЗИЛы». Тронулось, унеслось все это сверкающее черным лаком великолепие. Звеня, пошли трамваи. Бабушки и внуки расходились по своим скамейкам.
Той же прогулочной походкой — руки в карманы — трое мальчишек, не сговариваясь, направляются к могилам. В соседстве с этими могилами они выросли; каждый день, зимой и летом, видели этот гранитный памятник с надписями, сочиненными наркомом Луначарским. Но никто из них, и Юрчик в том числе, до сих пор толком не прочел этих надписей. В одиннадцать-двенадцать лет не очень-то интересуешься, что написано на могилах.
Но теперь они медленно обходят памятник и останавливаются перед каждой надписью, и читают медленно и старательно эти строгие торжественные строки: трое мальчишек хотят знать, что прочитали на этих камнях поляки, что увезли они в свою Польшу с нашего Марсова поля.
не зная имен
всех героев борьбы
ЗА СВОБОДУ
кто кровь свою отдал
род человеческий
чтит безыменных
ВСЕМ ИМ В ПАМЯТЬ
И ЧЕСТЬ
этот камень
на долгие годы
поставлен
Они читают молча, про себя: Сашка — нахмурясь, Витька — отвесив румяную губу, Юрчик — с выражением серьезной замкнутости на маленьком лице. Кто быстрей, кто медленней доходит до смысла этих слов. Смотри-ка, даже нет знаков препинания. Сколько мороки с этими знаками, а оказывается — можно и без них. В долгие годы, в даль времен это обращено, к русским, полякам, ко всем народам, и не до знаков препинания тут.
БЕССМЕРТЕН
павший за великое
дело
в народе жив
ВЕЧНО
кто для народа
жизнь положил
трудился боролся
и умер
за общее благо
Стоя в сторонке, на больших мальчиков, читающих надписи, смотрят маленький мальчик в белой рубашонке и девочка в красном платьице. Ждут, наверно, еще каких-нибудь событий. Не будет ли еще кто-нибудь становиться на колени. Но большие мальчики только вынули окурки изо рта и спрятали в карманы.
со дна угнетенья
нужды и невежества
поднялся
ТЫ ПРОЛЕТАРИЙ
себе добывая
свободу и счастье
все человечество
ты осчастливишь
и вырвешь
ИЗ РАБСТВА
Они входят внутрь. В углу прислонен венок, привезенный поляками. Посредине, в углублении, на маленькой квадратной площадке горит вечный огонь, он вьется на ветру в свете яркого дня, как живое ало-золотое знамя. Огонь, за которым приезжали поляки. Огонь, за которым присматривают газовщики, чтобы он горел вечно.
НЕ ЖЕРТВЫ — ГЕРОИ
лежат под этой могилой
НЕ ГОРЕ А ЗАВИСТЬ
рождает судьба ваша
в сердцах
всех благодарных
потомков
в красные страшные дни
славно вы жили
и умирали прекрасно
Ну и что ж такого, думается мальчишкам, что газовщики присматривают. Ясно — нужно присматривать, прочищать, когда засорится, без этого как же.
И что ж такого, думается им, что он погас однажды, когда был тот ураганный ветер, — ветер его сорвал, а люди зажгли опять, и опять зажгут, если это повторится, и конечно же он вечный, конечно вечный.
А у их загорелых, запыленных, исцарапанных ног, обутых в сандалии, тихими голосами говорят могильные плиты. Называют имена и поясняют:
— Погиб в бою с белогвардейцами.
— Убит правыми эсерами.
— Умер на фронте.
— Убиты финнами-белогвардейцами.
— Павшие от руки белогвардейцев при подавлении мятежа в Ярославле в июле 1918 года.
— Здесь погребены павшие в боях в дни Февральской революции и Великого Октября 1917.
против богатства
власти и знанья
для горсти
ВЫ ВОЙНУ ПОВЕЛИ
И С ЧЕСТИЮ ПАЛИ
за то чтоб богатство
власть и познанье
СТАЛИ БЫ
ЖРЕБИЕМ ОБЩИМ
Трое мальчишек — руки в карманы — идут от могил.
Это правильно, думают они, чтобы такие вещи записывали иностранцы и увозили за границу. Да, так и нужно. Как там написано: славно вы жили и умирали прекрасно. В те далекие, красные, страшные дни.
— Почему страшные? — спрашивает Витька.
Но товарищам не хочется сейчас обсуждать все это, им надо немножко подумать. Юрчик, тот прямо-таки железно сжал свои бледненькие губы, показывая, что не желает разговаривать. Подумай и ты, Витька, своей головой, если можешь.