— Вдруг, — сказала баба-няня, — охотник выбегает, прямо в зайчика стреляет. Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.
Митя понятия не имел, что значат слова «стреляет», «умирает», но почему-то понял, что с зайчиком случилась страшная беда, и горько заплакал. И когда баба-няня опять начинала «Раз, два, три», он говорил: «Не-не-не», и даже дрался, чтобы ему больше не рассказывали про эти ужасы. А с игрушечным зайцем стал еще ласковей.
Про все это узнали мама и папа, они обо всем узнавали, и мама спросила:
— Тебе не нравится, что зайчик умирает?
— Да, — сказал Митя.
— А он и не умирает вовсе, — сказала мама. — Баба-няня не так рассказывает. Вот послушай, как было дело:
Вот как надо правильно, — закончила мама.
— Правильно, — сказал Митя, — теперь правильно.
— Конечно, — сказала мама. — Так и только так. А теперь ты сам мне это расскажи.
И Митя рассказал.
И все в его рассказе было правильно, и баба-няня от него научилась рассказывать как надо, и зайчик никогда уже не умирал больше.
У ПРАБАБУШКИ
Одно жалко: что все, даже самое хорошее, когда-нибудь кончается. Вот и дача кончилась, приехали оба дедушки и повезли Митю обратно в город вместе с мамой, папой, няней, игрушками и с ведром соленых грибов.
Дома ждала их бабушка, она очень им обрадовалась, особенно Мите и грибам.
Дедушка сейчас же позвонил по телефону прабабе и сказал ей так:
— Зря ты волновалась, мы уже дома и на именинах твоих будем всей ротой.
Митя обрадовался, услышав слово «именины», он ожидал от этих именин много вкусного и приятного. Весь день он повторял: «абабе», что означало: «к прабабе», а его утешали, что обязательно к ней поедут, только сначала Митя должен пообедать и поспать.
Он все это проделал добросовестно, а потом они нарядились и поехали на трамвае к прабабе.
После долгой разлуки Митя опять увидел ее окно, огоньки в окне и сказал:
— Наш дом.
— Наш, наш! — сказал дедушка и, показав пальцем вверх, спросил: — А звездочки ты видишь?
Митя посмотрел вверх и там тоже увидел маленькие огоньки. Он догадался, что это и есть звездочки, и ответил:
— Да.
— Там тоже наш дом, — сказал дедушка. — Везде, везде наш дом. Ну, пошли пирог есть. — И они все вошли в лифт.
В передней уже было тесно от пальто и шапок, и из комнаты были слышны голоса. Прабаба сидела в кресле нарядная, и посреди комнаты на длинном столе горело много свечек и стояли блюда с какой-то едой. Митя стал на цыпочки и заглянул, что там есть. Настя в розовом платьице подбежала к нему и заглянула тоже. Митя взял с тарелки кусок колбасы и дал ей.
Потом прабаба, как всегда, целовала им ручки и каждую ямочку на ручках отдельно. А они ей подарили цветы.
— Как выросли, милые вы мои, — говорила прабаба и почему-то плакала. И Настя у нее спросила:
— Ты видишь мое новое платье?
— Вижу, вижу, — сказала прабаба, — а вы были у дедушки?
В ее квартире, за одной из дверей, есть еще один дедушка. Митя и Настя побежали к нему. Митя открыл его шкаф и увидел много интересного. Дедушка подарил Мите сахар, завернутый в бумагу. Митя сказал:
— Еще, — и дедушка дал еще, а Митя позвал:
— Настя! — и когда она прибежала на его зов, он подарил ей сахар.
— Что это вы едите? — спросила прабаба, когда они к ней вернулись. Папа посмотрел и сказал:
— Это сахар, какой дают в ресторанах и поездах. Должно быть, дед вывез из какого-нибудь путешествия.
Митя вспомнил, как много разных вещей у дедушки в шкафу и решил побывать у него еще раз. Он показал дедушке на проигрыватель и пластинки, давая понять, что хочет музыки. Дедушка понял и завел ему музыку. Митя полизал кучку пластинок, лежавшую на столике. Это было не особенно вкусно, но очень необычайно, и Митя позвал опять:
— Настя! — Он любил делиться с другими всем, что имел.
Настя прибежала на его голос и тоже немножко полизала пластинки. Но ей, должно быть, они совсем не понравились, она поскорей стала заедать их колбасой.
— Где вы с Митей пропадали? — спросила у нее прабаба, увидев ее опять. — Нам без вас скучно.
И Митя с Настей стали бегать и танцевать, и танцевали до тех пор, пока их мамы не сказали, что пора по домам.
В ту ночь Митя совсем не спал. Только он начинал дремать, как видел Настю с ее черными глазками и с торчащим из зубов сахаром. Ему хотелось бегать с нею, и он громко звал: