Доярки и телятницы подсчитывают, сколько премиальных набежало им за год. Многим набежало порядочно, по тысяче и больше. Лукьяныч и управляющие фермами составляют производственно-финансовый план на тысяча девятьсот сорок седьмой год. А в кузне стучит молот, взлетают к закоптелому потолку жаркие искры: хоть зима только что укрыла землю своим одеялом и пожелала спокойного сна — и долог будет этот сон, — но придет весна и снимет белое одеяло, и мы загодя готовим наши плуги и сеялки, чтобы на проснувшейся земле провести новые борозды и заложить в них новые семена.
Вечерком, дома, Лукьяныч играет в шахматы с председателем колхоза имени Чкалова.
Играет он плохо. Чкаловский председатель, научившийся шахматной игре только в армии, в Отечественную войну, играет еще хуже.
— Думайте, думайте! — говорит ему Лукьяныч. — Пока вы думаете, я с вашего разрешения газетку прочитаю.
Между двумя ходами председатель заговаривает о цели своего приезда.
— Мы к вам с просьбой, — говорит он. — Сделайте одолжение, помогите соответственно оформить годовой отчет.
— Конь так, между прочим, не ходит, — говорит Лукьяныч. — Конь ходит вот так, либо вот так… Не знаю, как я вам помогу. Своих дел хватает.
— Гонорар будет такой, какой сами назначите, — говорит председатель, прибирая коня на место.
— Мы с Пашенькой люди скромные, нам немного надо. Если бы я был заинтересованный, я бы в деньгах ходил с головы до ног.
— Скажите ваши условия, мы вам пойдем навстречу.
— Шах! — говорит Лукьяныч.
Председатель пробует улизнуть, но, зашахованный со всех сторон, вынужден сдаться.
— Сильный вы игрок! — говорит он, вытирая вспотевший лоб, и они с Лукьянычем садятся пить чай.
— Так как же? — спрашивает председатель за чаем. — Мы в этом году вышли в области на первое место. Обороты миллионные, на базаре наша продукция самая видная — нашему балансу особое будет внимание; в Москву, возможная вещь, пойдет наш баланс — так как же, Павел Лукьяныч?
— Да уж что поделаешь. Придется помочь, как дружественной державе.
— А в смысле гонорара?
— В смысле гонорара мне требуется бревно.
— Бревно?
— Челн новый думаю ладить к лету, старый больно плох.
— Есть такие бревна, сделайте ваше одолжение.
— Я знаю, что у вас есть такие бревна.
— Сделайте одолжение. Только какой же это гонорар при вашей квалификации. Не желаете ли, помимо того, медку, яблочек?
— Ну, можно медку, яблочек, то, се, — говорит Лукьяныч равнодушным голосом. — Пашеньке и Сереже побаловаться.
Каждому хочется представить годовой отчет в полном блеске. Когда отчет оформлен как конфетка, к хозяйству уважение и интерес. У чкаловской бухгалтерши, хоть девушка и старается, блеска еще нет. Блеск — он со стажем приходит. Каждый год перед первым января в районе на Лукьяныча великий спрос.
В кабинет к Коростелеву вошел Иконников, держа в руке листки отчета.
— Дмитрий Корнеевич, — сказал он суховато и с достоинством, — я прошу добавить к отчету небольшой комментарий.
— О чем это? — спросил Коростелев.
— Оговорить, что выкидыш у Мушки произошел в мое отсутствие. Если припомните, я был в это время в командировке. Рацион составлялся без меня. Я настоятельно прошу отметить это в особом примечании.
Коростелев посмотрел на него в упор.
— Кстати, — сказал он, — а как сейчас поживает Мушка?
Он знал наверняка, что не получит ответа: не был Иконников на скотном, не интересовался Мушкой, ничем вообще не интересовался, кроме собственного спокойствия.
Иконников слегка смутился, но выдержал взгляд Коростелева.
— В данный момент у меня нет сведений. К вечеру, пожалуйста, — могу представить.
Бумажку представишь. Обложишься бумажками и из них добудешь сведения. А как там на производстве живая жизнь идет — тебе начихать. О, терпеть не могу.
— Хорошо, — сказал Коростелев, — составьте примечание. Пусть отвечает Бекишев.
Иконников пожал плечами:
— Согласитесь сами, Дмитрий Корнеевич, — в данном случае было бы странно, если бы за Бекишева отвечал я.
В самом деле, это было бы странно. В самом деле, виноват Бекишев. И все равно, Бекишева уважаю, а тебя терпеть не могу — и уходи ты скорей с глаз моих.
Зима.
Снег летит за окошком.
К северу и югу, к востоку и западу — на тысячи километров кругом «Ясного берега» снег, снег.