— Черт возьми! — воскликнул я. — Здесь, на Луне, поневоле научишься ползать по скалам.
И стал карабкаться дальше. Через несколько минут я снова взглянул вверх. Расщелина расширялась, и свет становился все ярче. Только…
Это был вовсе не дневной свет!
Скоро я разглядел, что это такое, и с горя готов был разбить себе голову о камни, ибо передо мной открылся склон, поросший целым лесом небольших булавовидных грибов, светившихся мягким серебристым светом. С минуту я смотрел на нежное сияние, затем прыгнул в самую середину грибной рощи. Я сорвал с полдюжины грибов и с досадой расшиб их о камни; потом сел и горько рассмеялся прямо в румяное лицо появившегося Кейвора.
— Опять фосфоресценция, — крикнул я ему, — не стоит торопиться! Присаживайтесь и будьте как дома.
Он пробормотал что-то по поводу постигшей нас неудачи, а я все продолжал сшибать грибные макушки и сбрасывать их в расщелину.
— Я думал, что это дневной свет, — проговорил Кейвор.
— Дневной свет! — воскликнул я. — Утренняя заря, закат Солнца, облака, хмурое небо. Увидим ли мы все это когда-нибудь?
Говоря это, я вдруг представил себе наш земной мир, да так отчетливо и ярко, словно задний план какой-нибудь старой итальянской картины.
— Изменчивые небеса, изменчивое море, зеленые холмы и рощи, солнечные города и деревни! Вспомните, Кейвор, как блестят мокрые крыши при закате. Вспомните, как пламенеют от Солнца окна!
Он не отвечал.
— А мы тут пресмыкаемся в этом диком мире. Что это за мир, с чернильным морем, запрятанным в мрачной бездне, а на поверхности — то дневной зной, то мертвящая тишина ночи! И эти существа, которые гонятся за нами, покрытые чешуей люди-насекомые — порождение кошмара! Впрочем, они правы! Зачем мы явились сюда давить их и разрушать их мир? Теперь, видно, уже вся планета знает о нашем прибытии, и все пустились в погоню. Каждую минуту мы можем услышать их писк или гонг. Что нам делать? Куда скрыться? Я чувствую себя так уютно, как на пороховой бочке.
— Это вы виноваты, — сказал Кейвор.
— Как так? — удивился я.
— Я уже составил план.
— Провались они, ваши планы.
— Если бы вы не сопротивлялись…
— Под их копьями?
— Ну да. Они бы нас перетащили.
— Через мост?
— Да. Перенесли же они нас в глубь планеты.
— Пусть бы лучше муха волокла меня по потолку.
— Господи! Что вы говорите!
Я снова занялся истреблением грибов. И вдруг сделал открытие, которое поразило меня.
— Кейвор, цепи-то наши из золота!
Кейвор сидел, задумавшись, обхватив голову руками. Он медленно повернулся и равнодушно поглядел на меня. Потом, когда я повторил свои слова, так же равнодушно посмотрел на цепь, обмотанную вокруг его правой руки.
— Да, — сказал он, — действительно золото.
Но это мало интересовало его, и, отвлекшись на минуту, он снова погрузился в свои размышления. А я тоже молчал, пораженный, что только теперь заметил это, но потом понял, что при голубоватом свете металл казался совсем бесцветным. Неожиданное открытие дало новое направление моим мыслям, которые унесли меня далеко. Я забыл, что еще недавно упрекал Кейвора за наш полет на Луну. Золото…
Кейвор первый прервал молчание.
— Мне кажется, — сказал он, — у нас есть два выхода.
— Какие?
— Либо попытаться проложить себе дорогу на поверхность, пробиться силой, если понадобится, и продолжать поиски шара до тех пор, пока мы не найдем его, или пока холод нескончаемой ночи не прекратит наше существование, либо…
Он остановился.
— Продолжайте, — подстрекнул я его, хотя знал, что он скажет.
— Или попытаться еще раз установить добрые отношения и взаимопонимание с обитателями Луны.
— Что касается меня, то я предпочитаю первый выход.
— Я не уверен в этом.
— А я уверен.
— Видите ли, — пояснил Кейвор, — по-моему, вообще нельзя судить о селенитах по тем экземплярам, которых нам пришлось увидеть. Центральная часть их мира, цивилизованная часть, находится внизу, в глубинах около моря. Та часть Луны, где мы находимся, — только окраина, район пастбищ. Таково мое мнение. И селениты, которых мы видели, выполняют роль пастухов и машинистов. Они пользуются копьями, очевидно, для погони скота. Недостаток сообразительности — они думали, что мы можем делать то же, что и они, — несомненная грубость, — все это подтверждает мои предположения. Но если бы мы потерпели…
— Ни один из нас не может вынести перехода по шестидюймовой доске через бездонную пропасть.