Не только провидческий сон в иранской пустыне, а и другие раздумья привели В. Яна к теме трилогии. По его убеждению, «ордынское иго» имело неизмеримо огромные последствия для всех народов, населяющих пределы нашей страны, в особенности оно сказалось на всей последующей истории русского народа и его государства: централизация государственной власти, исполнительность вместо своеволия, дисциплина воинского строя, многие азиатские обычаи, словообразования и прочие проявления «ордынского» влияния, привнесенные в жизнь, быт и речь русского народа, во многом изменили общественные отношения на Руси.
Тернист оказался путь к опубликованию «Чингиз-хана».
В разгар работы над повестью писателю, часто видевшему во сне героев своих творений, вновь приснился Чингиз-хан, и он записал в дневнике (1.III.35):
Летом того же года писатель заканчивает первый вариант повести: «…постепенно образы, толпившиеся лихорадочно в голове, ложились ровными строчками на бумаге. Люди, затерянные в тумане столетий, — забитый крестьянин Курбан, дервиш Хаджи-Рахим, смелый Джелаль эд-Дин, — все начнут жить в памяти читателя… Мой «Чингиз-хан» заканчивается так: «Все живущее, даже самые могущественные владыки, погибает, повесть остается»… Останется ли жить моя повесть?..» (12.VI.35).
Долгие годы редакции не решались признать новаторства повести, увидеть ее достоинства, о каких заговорили позже. Книга настораживала своей темой — рисующей мрачный период отечественной истории, удивляла необычной формой построения, стилем и языком, столь не похожими на «обычные» книги. Однако писатель продолжал идти к цели с еще большим упорством.
Годы, когда создавался «Чингиз-хан», затем «Батый», для нашей страны были наполнены величайшими общественными потрясениями, связанными с коренной ломкой народной жизни — индустриализацией и коллективизацией — и одновременно с ожесточением человеческих отношений, выискиванием «вредителей» и «врагов народа», натравливанием одних на других, массовыми репрессиями и политическими процессами.
В эти же годы все явственнее чувствовалось, как человечество сползает к пропасти мирового конфликта. Фашизм и милитаризм наступали в Европе, Африке, Азии. Вспыхнула и захлебнулась в крови «испанская война»; Япония вторглась в Китай, затем в боях у озера Хасан провоцировала СССР и МНР; Германия, разорвавши Версальский договор, поглощала сопредельные ей государства. «…Каждый день потрясающие известия из-за границы. Этот маниак и нахал Гитлер допускает невероятные наглости. Грозит новая война. Вся Германия подчиняется его бредням. А Саади сказал: «В то время, когда нужна суровость, — мягкость неуместна. Мягкостью не сделаешь врага другом, а только увеличишь его притязания…» (28.IX.38). «…Телеграммы теперь удручающие: великие державы постановили, вопреки желанию Чехословакии, разрезать ее и отдать Германии!.. Разве Гитлер этим удовлетворится?» — записал В. Ян.
В середине 1937 года появился просвет на затянутом тучами творческом небосклоне В. Яна: в редакции «Жургазобъединения» (впоследствии «Гослитиздат». — М. Я.) в серии «Исторические романы» заинтересовались «Чингиз-ханом». В дневнике писателя запись:
«…позвонил в «Серию», вызвал Курскую (редактор. — М. Я.). «Какой общий вывод? Положительный или отрицательный?(…)». «Конечно, положительный. Чем больше я вчитываюсь в повесть, тем больше она мне нравится…» (14.IX.37). «Длинная беседа с Курской… Рукопись принимается… Но она предлагает ее разбить на две и прибавить «Батыя», чтобы вышла трилогия…» (16.IX.37). «Работал над планом трех отдельных повестей, связанных единством исторического сюжета — нашествием монголов на Запад: I. «Последние дни Великого Хорезма». II. «Чингиз-хан». III. «Батый»…» (17.IX.37).