Темны их цели. Темен их путь.
Чем оправдать существование таких групп?
Можно еще понять существование беспартийных групп в прошлом, при царизме, когда партийность, левая партийность, беспощадно каралась “законом”, когда многим приходилось выступать в качестве беспартийных для того, чтобы избежать арестов и гонений, когда беспартийность служила щитом против царских законников. Но теперь, в условиях максимума свобод, когда каждая партия может выступать открыто и свободно, не рискуя быть привлеченной, когда партийная определенность и открытая борьба политических партий превратились в заповедь и условие политического воспитания масс, — чем оправдать теперь существование беспартийных групп? Чего они боятся и от кого, собственно, прячут свое настоящее лицо?
Нет сомнения, что многие избиратели из масс еще не разобрались в программах политических партий, что быстрому прояснению их сознания мешают политическая косность и отсталость, завещанные царизмом. Но разве не ясно, что беспартийность и беспрограммность только закрепляют и узаконяют эту отсталость и косность? Кто решится отрицать, что открытая и честная борьба политических партий является важнейшим средством пробуждения масс и поднятия их политической активности?
Еще раз: чего боятся беспартийные группы, почему они не любят света и от кого, собственно, прячутся они? Где секрет?
Дело в том, что при нынешних условиях в России, при быстро развивающейся революции, при максимуме свобод, когда массы растут политически не днями, а часами, — откровенные выступления буржуазии становятся крайне рискованными для нее. Выступать при таких условиях с неприкрытыми буржуазными платформами, — это значит наверняка провалить себя в глазах масс. Единственное средство “спасти положение” — надеть маску беспартийности и прикинуться безобидной группой вроде группы “честности, отчетности и справедливости”. Это очень удобно для того, чтобы ловить рыбу в мутной воде. Нет сомнения, что под флагом беспартийных списков скрываются кадетствующие и кадетообразные буржуа, боящиеся выступить с открытым забралом, старающиеся проскочить в районные думы контрабандным путем. Характерно, что среди них нет ни одной пролетарской группы, что все эти беспартийные группы вербуются из рядов буржуазии и только из ее рядов. И они, без сомнения, смогут завлечь в свои сети немалое количество доверчивых простаков из избирателей, если не встретят должного отпора со стороны революционных элементов.
В этом весь секрет!
Поэтому “беспартийная” опасность есть одна из самых действительных опасностей в текущей муниципальной кампании.
Поэтому сорвать с этих господ маску беспартийности, заставить их показать свое настоящее лицо для того, чтобы дать массам возможность должным образом оценить их, — такова одна из важнейших задач нашей кампании.
Прочь маску беспартийности, да здравствует ясность и определенность политической линии! — таков наш пароль.
Товарищи! Завтра выборы. Стройными рядами направляйтесь к урнам и дружно голосуйте за список большевиков.
Ни одного голоса кадетам, врагам русской революции!
Ни одного голоса оборонцам, сторонникам соглашения с кадетами!
Ни одного голоса “беспартийным”, скрытым друзьям ваших врагов!
“Правда” № 63,64 и 66; 21, 24 и 26 мая 1917 г.
Подпись: К. Сталин
Вчера и сегодня
(Кризис революции)
Три требования выставили Гучков и Милюков перед уходом из Временного правительства: 1) восстановление дисциплины, 2) провозглашение наступления, 3) обуздание революционных интернационалистов.
Армия разлагается, порядка в ней не стало, восстановите дисциплину, обуздайте пропаганду мира, иначе уйдем в отставку, — “докладывал” Гучков Исполнительному комитету на известном совещании в Мариинском дворце (20 апреля).
Мы связаны с союзниками, от нас требуют поддержки в интересах единства фронта, призовите армию к наступлению, обуздайте противников войны, иначе мы уйдем, — “докладывал” Милюков на том же совещании.
Это было в дни “кризиса власти”.
Меньшевики и эсеры из Исполнительного комитета делали вид, что не пойдут на уступки.
Потом Милюков опубликовал “разъяснительную” бумагу к своей “ноте”, ораторы Исполнительного комитета провозгласили по этому случаю “победу” “революционной демократии”, и — “страсти улеглись”.
Но “победа” оказалась мнимой. Спустя несколько дней снова был объявлен “кризис”, Гучков и Милюков “должны были” уйти, начались бесконечные совещания Исполнительного комитета с министрами, и — “кризис разрешился” вступлением представителей Исполнительного комитета во Временное правительство.
Доверчивые зрители вздохнули с облегчением. Наконец-то “победили” Гучкова — Милюкова! Наконец-то наступит мир, мир “без аннексий и контрибуций”! Конец братоубийственной бойне!
И что же? Не успели еще подвести итоги “победам” так называемой “демократии”, не успели еще “похоронить” ушедших на покой министров, как новые министры, министры-“социалисты”, заговорили языком, утешившим Гучкова — Милюкова!
Поистине “мертвые схватили живых”!
Судите сами.
Уже в первой своей речи на крестьянском съезде[27] новый военный министр, гражданин Керенский, заявил, что он намерен восстановить в армии “железную дисциплину”. Что это за дисциплина, об этом определенно говорит “декларация прав солдата”,[28] подписанная Керенским, где в условиях “боевой обстановки” начальникам предоставляется “право применения вооруженной силы… против не исполняющих приказания подчиненных” (см. пункт 14 “Декларации”).
То, о чем так мечтал Гучков, но чего он не решался провести в жизнь, Керенский “провел” одним взмахом под шумок трескучих фраз о свободе, равенстве, справедливости.
Для чего же она понадобилась, эта самая дисциплина?
Об этом поведал нам раньше других министров министр Церетели. “Мы стремимся к ликвидации войны, — говорил он служащим почтамта, — но не путем сепаратного мира, а общей победой с нашими союзниками над врагами свободы” (см. “Вечернюю Биржевку”,[29] 8 мая).
Если откинуть слова о свободе, приплетенные здесь ни к селу, ни к городу, если перевести министерски-туманную речь на простой язык, то получится одно: в интересах мира необходимо в союзе с Англией и Францией разбить Германию, для чего, в свою очередь, необходимо наступление.
Подготовка наступления в интересах единства фронта, для совместной победы над Германией, — вот для чего понадобилась “железная дисциплина”.
То, чего так робко, но неустанно добивался Милюков, министр Церетели объявил своей собственной программой.
Это было еще в первые дни после “разрешения” кризиса. Но потом министры-”социалисты” стали смелее и определеннее.
12 мая последовал “приказ” Керенского офицерам, солдатам и матросам:
“…Вы пойдете вперед туда, куда поведут вас вожди и правительство… вы пойдете… скованные дисциплиной долга… по воле народа вы должны очистить родину и мир от насильников и захватчиков. На этот подвиг я зову вас” (см. “Речь”, 14 мая).
Не правда ли: приказ Керенского по сути дела мало чем отличается от известных империалистических приказов царского правительства, вроде того, что “мы должны воевать до победного конца, мы должны изгнать дерзкого врага из пределов нашей родины, мы должны освободить мир от ига германского милитаризма…” и прочее.
И так как говорить о наступлении легче, чем провести его в жизнь, так как некоторые полки, например, седьмой армии (четыре полка) не сочли возможным подчиниться приказу о “выступлении”, — то Временное правительство вместе с Керенским перешло от слов к “делу”, приказав немедля расформировать “провинившиеся” полки и пригрозив виновным “ссылкой в каторгу с лишением всех прав состояния” (см. “Вечернее Время”, 1 июня). А так как всего этого, оказывается, все же недостаточно, то Керенский разразился новым “приказом”, направленным специально против братания, грозя “виновным” преданием “суду для наказания по всей строгости законов”, т. е. той же каторгой (см. “Новую Жизнь”, 1 июня).
27
Первый Всероссийский крестьянский съезд происходил в Петрограде 4–28 мая 1917 года. Большинство на съезде принадлежало эсерам и группам, близким к ним. Подавляющая часть крестьянских делегатов от губерний представляла кулацкие верхи деревни. —
28
“Декларация прав солдата” — приказ по армии и флоту об основных правах военнослужащих, изданный военным министром Временного правительства Керенским 11 мая 1917 года. “Декларация” значительно ограничивала права солдат, завоеванные ими в первые дни революции 1917 года. Эсеро-меньшевистский Исполком Петроградского Совета приветствовал “декларацию прав солдата”, но солдаты и матросы встретили ее митингами протеста, называя декларацией бесправия. —
29