Около двух часов пополудни полицейский Лустенвюлер въехал в деревню на джипе. Полицейским он сделался лишь благодаря протекции своего отца, правительственного советника Лустенвюлера, поскольку был на 15 сантиметров ниже нормы. Но всю свою жизнь он только и делал, что жрал, а потому и хотел стать полицейским или сторожем на железной дороге, чтобы и впредь не надо было ничего делать, кроме как жрать. Но поскольку железная дорога наотрез отказала, оставалась одна полиция, где его в конце концов сплавили на отдаленный полицейский участок в ущелье Вверхтормашки, что в двенадцати километрах от деревни. Лустенвюлер притормозил перед домом старосты, но не вышел из джипа, а только посигналил. Огромная голова Мани высунулась из собачьей конуры и вновь скрылась. Дверь дома распахнулась, на крыльцо вышел староста.
— Привет, — поздоровался с ним полицейский.
— Чего надо? — спросил староста.
Из конуры опять появилась голова Мани.
— Ничего, — ответил полицейский.
— Значит, и говорить не о чем, — буркнул староста и вернулся в дом. Из конуры вылез Мани, потянулся и потрусил к джипу. Лустенвюлер вдруг перепугался и со страху окаменел за рулем. Пес обнюхал джип, повернулся и трусцой вернулся в конуру. Лустенвюлер посигналил. Еще раз и еще. Староста вновь вышел из дома.
— Теперь что? — спросил он.
— Надо с тобой поговорить, — ответил полицейский.
— Тогда входи, — сказал староста и хотел было вернуться в дом.
— Не могу, — замялся полицейский. — Твой пес…
— Что с Мани? — спросил староста. Пес опять вылез из конуры.
— Он кусается, — выдавил Лустенвюлер, с опаской глядя на приближающегося пса.
— Чушь, — отрезал староста. Пес завилял хвостом, неожиданно прыгнул в джип и облизал Лустенвюлеру лицо.
— Мани, на место! — спокойно скомандовал староста.
Пес потрусил в конуру.
— Видишь, какой он послушный, — заметил староста.
Но Лустенвюлер остался при своем:
— Он укусил сторожа в пансионате.
Из дома вышла Эльзи.
— Неправда, — сказала она, — неправда, на меня напали двое парней, один из них меня… в луже молока… Лустенвюлер видит, какой у меня вид, я вся взлохмачена и исцарапана, только отец ничего не видит. А пес укусил второго.
— Девка, — набросился на Эльзи староста, — что там у вас стряслось?
— Бидон перевернулся, — сказала Эльзи, — и я с первым парнем повалилась в лужу…
Староста вошел в дом и вынес кольт.
— Его принес Мани, — сказал он и опять накинулся на Эльзи. — А ты заткнись, пес имел дело с браконьером.
— Нет, со сторожем, — гнул свое Лустенвюлер. — Мне позвонили из пансионата. — Потом спросил: — А что, черт побери, случилось в луже молока? Полиция должна знать все.
— То и случилось, что должно было случиться в луже молока, это и полиция может сообразить, — ответила Эльзи.
Лустенвюлер задумался.
— Ты так полагаешь? — спросил он, помолчав.
— Не задавай глупых вопросов, — ответила Эльзи.
— Так, значит, парней было двое? — опять спросил Лустенвюлер.
— Двое, — спокойно подтвердила Эльзи и вошла в дом.
— Двое, — повторил полицейский и покачал головой.
— Эльзи несет чушь, — сказал староста.
— Странно, — пробормотал Лустенвюлер и поехал вместе со старостой в пансионат.
Главный вход был заперт, дверь на кухню тоже, рядом они обнаружили лишь пустой бидон и остатки пролитого молока. Оба покричали. Никто не появился.
— Странно, — опять пробормотал полицейский, после чего оба поехали в участок. За двадцать с лишним лет службы в полиции Лустенвюлер превратил свой офис в кухню: стены сплошь увешаны колбасами и окороками, во всех углах что-то булькало, варилось, жарилось, кипело, мариновалось, столы были завалены фаршем, луком, чесноком, зеленью, крутыми яйцами, кочанами салата вперемешку с полицейскими донесениями, фотографиями преступников, наручниками и револьвером, а также заставлены открытыми банками с тунцом, сардинами и анчоусами.