…О трагической судьбе его автора… – Возможно, речь идет о самом Достоевском, в судьбе и исканиях которого проблема свободы, истины и веры сыграла определяющую роль («через какое горнило сомнений моя осанна прошла»), а может быть, об авторе «поэмы» в романе – Иване Карамазове, оплачивающем свой выбор безумием.
…в убийстве гражданина Эртеля, одного из наших лучших представителей вне пределов нашей территории. – Фамилия «представителя Центрального Государства» (по своим устоям весьма смахивающего на реализацию проекта Шигалёва) созвучна фамилии одного из «наших», «маленького фанатика» Эркеля («Бесы» Достоевского). Смысловое родство этих двух персонажей очевидно: «Эркель был такой „дурачок“, у которого только главного толку не было в голове… но маленького, подчиненного толку у него было довольно, даже до хитрости… Исполнительная часть была потребностью этой мелкой, малорассудочной, вечно жаждущей подчинения чужой воле натуры – о, конечно, не иначе как ради „общего“ или „великого“ дела… чувствительный, ласковый и добрый Эркель, быть может, был самым бесчувственным из убийц… и безо всякой личной ненависти, не смигнув глазом, присутствовал бы при… убиении».
В романе картины Центрального Государства непосредственно соседствуют с размышлениями повествователя о бремени свободы, также связанными с Достоевским. Таким образом, композиционно подтверждено отсутствие альтернативы «пути Христа»: «путь Великого Инквизитора» – Центральное Государство и «маленькие фанатики» Эркели.
…я плохой философ и уж наверное не стоик. Я хочу сказать, что для философа внешние условия жизни – вспомните пример Эзопа – не должны были бы играть никакой роли в развитии человеческой мысли. – Имеется в виду этическое учение стоиков, согласно которому идеал человека – истинный философ, достигший бесстрастия (апатии) и невозмутимости (атараксии), принимающий все не зависящее от его воли и выбора (и потому не являющееся ни добром, ни злом). Человек не может изменить обстоятельства своей жизни, но в его власти – отношение к этим обстоятельствам, он может позволить им вывести себя из умеренно-радостного состояния духа или «возвыситься» над ними.
Эзоп – полулегендарный греческий баснописец VI в. до н. э., народный мудрец, для стоиков – образец атараксии и апатии: безобразный и хромой, раб по рождению, безвинно осужденный, он искал опору не во внешнем мире, а в себе. Его басни переводились и обрабатывались европейскими баснописцами от Федра и Лафонтена до И. А. Крылова.
…передо мной возник «Страшный Суд» Микеланджело, и одновременно с этим я почему-то вспомнил его последнее письмо, в котором он говорит, что не может больше писать… эта рука, которая не могла писать, высекла из мрамора Давида и Моисея… – «Страшный Суд» – фреска на алтарной стене Сикстинской капеллы (1535–1541): Микеланджело изображает не сцену суда, в которой уже произошло разделение на праведных и грешных, как это принято в канонической композиции, а предшествующий ему момент: «…восплачутся все племена земные, и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою» (Мф. 24,30,31). Происходящее в трактовке Микеланджело – грандиозная космическая катастрофа, вызывающая ужас у всех, кто в нее вовлечен: грешников не отличить от святых, ангелов от людей, все втянуты в общий поток движения, которому придан вращательный характер; центром огромного водоворота, увлекающего гроздья могучих тел, становится подъятая в грозном жесте десница Христа. Современники видели в круговом вращении фигур, в некоторых образах параллель с «Адом» Данте, «любимейшего поэта Микельаньоло». По оценке Вазари, Микеланджело удалось «способом, никому, кроме него, недоступным, изобразить подлинный Страшный Суд, подлинные проклятие и воскрешение» (Жизнеописание Микеланьоло Буонаротти, флорентийца, живописца, скульптора и архитектора). Однако «еретическая фреска» вызывала не только восторг, но и порицание.
О тяжелейшем кризисе, в котором пребывал художник во время шестилетнего труда, свидетельствуют как его письма и сонеты той поры, так и «автопортрет» на фреске в виде кожи, живьем содранной со св. Варфоломея, у ног карающего Христа.
Давид (1501–1504) и Моисей (1513–1516) – наиболее известные работы Микеланджело-скульптора. Обе статуи представляют будущих победителей в наиболее острый момент борения: Давид сосредоточен перед битвой с Голиафом, перед тем, как замахнуться пращой; Моисей сдерживает гнев, побуждающий его бросить оземь скрижали Завета.
…отчетливо видел печатную страницу, дату «Рим, 28 декабря 1563 года» и адрес: «Лионардо ди Буонарроти Симони. Флоренция». «Я получил в последнее время много писем от тебя и не ответил. Если я так поступил, то это оттого, что моя рука мне больше не повинуется». Через два месяца после этого, в феврале 1564 года, он умер. – Микеланджело не мог писать, но продолжал работать до конца своих дней. За шесть дней до смерти, 12 февраля 1564 г., он еще работал над «Пьета Ронданини», так и оставшейся неоконченной. (См.: Микеланджело: Жизнь. Творчество. М.: Искусство, 1964. С. 258; пер. А. Г. Габричевского).
Я…вдруг вспомнил «Неоконченную симфонию»… возврат… вдохновения, остановленного много лет тому назад тем же слепым и беспощадным законом, в силу которого рука Микеланджело стала неподвижной. – Речь идет о «Неоконченной симфонии» (1822) Франца Шуберта (1797–1828); однако после нее композитор написал несколько песенных циклов, симфонию C-dur и др.; ее незавершенность объясняется не смертью, а другими причинами. Возможно, для Газданова она ассоциировалась с «Прощальной симфонией» Франца Йозефа Гайдна (1732–1809), символизирующей смерть, прерывающую творческий акт. Во время исполнения симфонии музыканты по одному покидают оркестр, гася свет на пюпитре; зал постепенно погружается в темноту и безмолвие, и симфония действительно оказывается «неоконченной».
…разыскал… русского стрелка… – Здесь и в других текстах у Газданова слово «стрелок» употребляется в значении: тот, кто берет в долг без отдачи (т. е. имеется в виду попрошайка).
В этой фантастической множественности отражений было что-то апокалипсически-кощунственное, и я подумал об Откровении святого Иоанна. – В Откровении Иоанна Богослова «фантастическая множественность отражений» достигается как магией чисел, «умножением» символических фигур («четыре старца», «семь светильников», «четыре животных» и др.), так и буквальным описанием «отражающих плоскостей» (водных источников, «очей», граней кристалла).
…я писал длинную статью о Тридцатилетней войне… – Тридцатилетняя война – 1618–1648, между габсбургским блоком и антигабсбургской коалицией, в результате которой политическая гегемония перешла к Франции.
– я думал о Вестфальском мире… – Вестфальский мир – завершил Тридцатилетнюю войну 1618–1648 гг. В 1648 г. было подписано два мирных договора о разделе территорий между Швецией, Францией и Германией.