Галстук вывязан и без спеха —
в меру ряб или в меру пег.
Он уже достигнул успеха.
Он уже имеет успех.
Тот, кто может, — спасайся. Кто
не успеет — оторопело
смотрит, как вдевает в пальто
он свое спортивное тело.
А какие он мысли проводит —
разве в этом, собственно, суть?
Погляди, как плечами он водит,
прежде чем за́ угол завернуть.
«Среднее звено мечтает…»
Среднее звено мечтает
облегчить свои задачи.
Все, чего им не хватает,
получить,
квартиры, дачи,
все, что недодали
им давно.
Все это планирует в недальней дали
среднее звено.
«Поправляй меня, Родина! Я-то…»
Поправляй меня, Родина! Я-то
поправлял тебя, если мог.
Сколько надо, меду и яду
подмешай в ежедневный паек.
У взаимного восхищения
нету, в сущности, перспектив,
Поправляй меня, коллектив!
Я не жду твоего прощения.
Четверть века осталось всего
веку. Мне и того помене.
И присутствовать при размене
комплиментов моих и его
не желаю и не хочу.
Это мне и ему некстати.
Лучше этот стишок вручу —
для архива, не для печати.
ГАШЕНИЕ СКОРОСТЕЙ
Итак, происходит гашение скоростей,
и наша планета,
пускай продолжая вращение,
любой из своих разнообразных частей
дрожит, словно зверь в состоянии укрощения.
Итак, переходят, как из самолета — в такси
и как из такси — в старомодный трамвай тихоходный,
и наша планета,
подрагивая на оси,
из кавалерийской
становится снова пехотной.
Она на секунды считала — теперь на года.
Газеты читала — теперь она книги читает.
Ей кажется (сдуру),
что никто,
никогда
былых ускорений
не испытает.
И новости спорта преобладают с утра,
а вечером — новости театра, кино, телевидения,
и новости жизни
куда удивительнее,
чем новости смерти,
не то что вчера.
Быть может, впервые с тех пор, как студент молодой
стрелял по эрцгерцогу
в глуши тихоходной, сараевской,
планета
замедлить свой ход,
не ускорить,
старается,
задумчиво глядя на чаши
с живою и мертвой водой.
«Стоял вопрос про роток и платок…»
Стоял вопрос про роток и платок.
Стоял вопрос про лес и про щепки.
Все подготовлено было крепко.
Осталось включить ток.
Но было страшно его включать,
начать исключать, а потом заключать,
ведь проводу дай только повод,
и он срывается со столба, и
в план врывается судьба,
и бьет, где попадя, провод.
Поэтому лес пока шелестел.
Никто его рубить не хотел,
и щепки, вцепившись цепко
в привычку, в быт, в свое «дважды два»,
такие вот произносят слова,
высказываются крепко.
«Итог истории: осколки…»
Итог истории: осколки
какой-то склянки и бутылки.
А были обвиненья — колки.
А были вдохновенья — пылки.
Итог истории — обломки.
Луч на глазури черепка.
А люди, как солома, ломки,
и как им пережить века?
Итог истории: слои
дерьма, и мусора, и щебня.
Хотя свистели соловьи
и были: доблесть, гордость, щедрость.