То есть все, как нарочно!
Не успел я отдохнуть бессрочно,
Как этот Керзон – ни дна ему ни покрышки! –
Не дает от ультиматумов передышки!
Последний ультиматум с издевкою,
С ласковой припевкою:
Не надо больше лишних фраз,
Ставлю, дескать, ультиматум в последний раз.
В последний ли? Будет видно.
Досадно и обидно.
Затянулась канитель
На несколько недель,
А то, пожалуй, и поболе.
Расканителиться не в нашей воле.
Канитель все же лучше драки,
Не мы тут задираки.
Это Керзону неможется,
Это Керзон тревожится,
Это Керзон принимает меры предупреждения
Против нашего хозяйственного возрождения.
Это нас прощупывает буржуазная саранча:
Как-то мы изворачиваемся без Ильича?
Хватит ли у нас сноровки –
Не поддаться на вражьи уловки?
Если мы сразу когтей не покажем,
То много ли можно с нас урвать шантажем?
Урвать! Урвать! Урвать!
Большевики не хотят воевать.
Большевики увлекаются мирной работою.
Какой бы ошпарить их нотою,
Насколько увеличить давление,
Чтоб они пришли в исступление
И сделали то сгоряча,
Чего хочет буржуазная саранча,
То-бишь поддались провокации злобной
В обстановке, для Керзона удобной!
Совет мой Керзону таков:
Искать дураков
Не на столь большом от себя расстоянии.
Они есть и в Британии.
Это их злобно-шалый, звериный напор
Обостряет наш спор,
Это их наступленье на нас бесшабашное
Приближает тот день и тот час роковой,
Когда мир весь разделит чертой огневой
Неизбежное нечто и… страшное!
Что нам английские ноты!
Есть свои заботы!
В минувшую субботу
Имел я одну заботу:
Ухмыльнуться так над керзоновской угрозой,
Чтоб со мной засмеялась вся Москва.
И вот стал я выводить прозой
Такие слова:
Георгу Натаниелю, маркизу Керзону оф-Кедль; стону, графу Кедльстонскому, виконту Скаредельскому, барону Равенодельскому, кавалеру наиблагороднейшего ордена Подвязки, члену почетнейшего Тайного Совета Его Британского Величества, кавалеру и великому командору почетного ордена Звезды Индии, рыцарю и великому командору знаменитейшего ордена Индийской империи и проч., и проч., и проч., и Его Величества главному секретарю и министру иностранных дел.
Революционной милостью, мы, Демьян Бедный, Мужик Вредный, Всея Советския России и иных Советских республик рабоче-крестьянский поэт, наиблагороднейшего в мире боевого Ордена Красной Звезды кавалер, славных 27-й и 51-й, громивших Колчака, Деникина и Врангеля, стрелковых дивизий почетный стрелок, многих заводов и фабрик действительный и почетный депутат, наипочетнейшей коммунистической партии член и Его Величества Пролетариата непременный секретарь и проч., и проч., и проч.
Возымели мы желание
Написать вам сие послание,
В коем, осуществляя данное нам полномочие…
Многоточие!!!
Стоп, Керзон, обожди!
Я попал взамвридвожди!
Осталась нота без конца,
Так как явились ко мне два гонца
И заговорили со мной в таком соблазнительном тоне,
Что… я очутился на вокзале в вагоне.
В вагоне заснул, все еще с Керзоном в уме,
А проснулся в городе Костроме,
Оказавшись в безвыходном положении:
В губисполкомском окружении!
Товарищ Огибалов, предгубисполком,
Заговорил со мной таким языком:
«Товарищ Демьян, делать неча!
Не зря вам такая встреча!
У нас в селе Шунге зажглось электричество,
Будет на торжестве народу необозримое количество.
Из Москвы мы ждали больших гостей,
А от них ничего, окромя вестей,
Что, дескать, заняты по горло.
У нас же вот как приперло.
Говоря иносказательно,
Нужен свадебный „генерал“ обязательно!»
Короче сказать, после такого привета
Я вышел из вагона не в качестве вольного поэта,
А в качестве члена Московского Совета.
Так как при этом
Господь бог наградил нас «условным летом»,
То пошел я на пароход по лужам,
Под надоедливым, мелким дождем.
Шел этаким государственным мужем,
В некотором роде – замвридвождем!