2
Основаньем
дворянской России
была
отработка
и кабала.
Зуб махины царизма
испорченный,
сотрясаясь,
скрипя
и хрустя,
перемалывал
древней испольщиной
землю бар
под сохою крестьян.
Можно было –
лишь наново вычистив,
не сдаваясь
день ото дня,
вырвать с корнем
сорняк крепостничества,
на дыбы
Россию подняв.
Эти выкладки,
вылазки,
выписки,
подрывная
работа ума,
бой
с матерой усадьбой столыпинской,
порох букв,
начинивший тома!
3
Скучная вещь статистика,
скучная вещь статистика,
скучная вещь статистика, –
ее кругозор не широк.
Лучше сыграть в три листика,
лучше сыграть в три листика,
лучше сыграть в три листика,
и – провести вечерок.
Светились
розовые абажуры,
варились варенья,
женились хлюсты…
Кто про них знал,
про эти бури,
взметающие метелью
листы?!
Скучная вещь статистика,
скучная вещь статистика,
скучная вещь статистика, –
цифр неприметный мирок.
Лучше заняться мистикой,
пододеяльник выстегать
или еще – беллетристика,
и – провести вечерок.
Добро –
подсыпать в огурцы укропу…
От хрипа в грудях –
перуанский бальзам…
…Ленин рубил
не окно в Европу:
весь мир подносил
вплотную к глазам.
Прогорклую мудрость
житейского сала,
наросшую в верхних слоях,
широко
страниц его
резкая явь разрезала
наплывы набрюшников
и окороков.
4
И вот обнищанье,
обезлошаживанье,
нужда,
берущая за грудки, –
и, горло труб
завываньем надсаживая,
взвились над Россией
заводов гудки.
И Ленин,
пристально выщурив глаз,
вымеривал
в массу растущий класс.
Он счетом считал
дорогие ряды.
Он боя грядущего
линию
выравнивал,
идя впереди,
партийною дисциплиною.
Он,
резкостью светового луча
в работе
сжигая сутки,
высмеивал
и разоблачал
унынье
и предрассудки.
И класс за ним двинулся,
силу доверя,
как входит
в проводку молния, –
вразлет распахнув
широкие двери
Смольного.
5
Мы видим:
он победил,
а не та,
гнилушками тлевшая
темнота.
Мы видим:
он победил,
а не те,
желавшие жить в тишине,
в теплоте.
Не шумом
оравы-орды
вел массы
ленинский разум, –
штурмом
твердынь
вражеской
философской базы.
На штурм этот –
в бой до конца,
поколение,
за ясность,
за яркость,
за яростность Ленина!
1933
О жизни
В этом месяце вечерами
разгорается красный свет,
и везде в кумачовой раме
перемноженный жжет портрет.
Перемноженный улицами, зданиями,
городским бормотаньем несвязным,
партизанскими восстаниями,
днепропетровским энтузиазмом.
Поддуваются флаги, рея.
Молоды, холодны ветра…
Как картинная галерея,
так Москва чиста и бодра.
В этом вечере, в этом городе,
чтоб ни вздумалось сделать вам,
ненавидите, любите, спорите
по его боевым словам.
И не в силах никак наглядеться
на черты эти вплоть, сполна,
расширяет большие, как детство,
молодые глаза страна.
Большерукая моя, большеногая,
большеглазая, больше больших,
всем, что сердце толкая и трогая,
говорит ему: пой, не фальшивь.
Только рот – не велик и не маленек,
в самый раз, хоть моих молодей,
да еще – пара тех, подкрахмаленных,
подмороженных ветром грудей.
Не боюсь я с тобой, хоть что хочешь,
что ни сделайся, ни случись.
Этим вечером, этой ночью
посмотри, как наш город лучист.
Не боюсь, ни предстарья, ни темени,
мне не страшен ни лом, ни бой
в этом месяце, в этом времени,
в этом городе с этой тобой!
С этой новой, не сдавшей ни разу,
не кривящей, не гнущей никак,
большерукой и большеглазой
дочкой века – большевика.