Выбрать главу

1930

Волейбол

Улица асфальтовая, ветерок по ней, всю ее охватывая, высушил панель. Вечер – самый радостный!.. Гонит туч обрезки нежно-тепло-градусный ветерок апрельский. Вечером довольный до конца, заранее мчусь на волейбольное на состязание. Жалко – не близко стадион «Искра»: в трамвай не влезешь без особого счастья, а если и влезешь, разорвут на части. Поймать такси – тоже вроде выигрыша. Кати, неси, переулком выкрутивши! Тем более, раз на волейболе я. Это же – роскошь: разве вы б не рады, – для Днепропетровска лучшие команды – вышли наркомфиновцы против рабпроса. Мяч перекидывается через сетку косо, через всю площадку норовит промчаться… Просвещении вянут, загоняют в аут. Наркомфиновцы взяли верх – выше скачут. Просвещенок пыл померк – терпят неудачу. Затем вышли печатники, стихов моих печальники, против торговых рослых морковок. Играли не плохо, проиграли без вздоха. Но вот – задача спорная: две сборных мужских – первая сборная, вторая сборная. Обе – Москвы. Мяч летит по диагонали, через сетку кружится… Раз по шесть его гоняли молодость и мужество. Что ты, мячик? Брось трепаться! Им тебя не уронить. Точно, ловко, по три паса с той и с этой стороны. Взвился в последний, кажется, раз: гас – почти отвесный, – но принят! И снова приподнят вверх. И снова вскинутых рук фейерверк ответный! Это лучше всякого балета: две ходящих ходуном волны, два друг с другом мерящихся света молодость и мужество страны! Хорошо, первая! Отлично, вторая! Точный расчет вы ведете, играя. Это в руках у вас – бодрости мяч, это на жизнь вы играете матч, крепость, упругость, легкость линий коллектива сковав дисциплиной. Но если на солнце отыскивать пятна, одно мне только здесь непонятно: почему к этой радости, волнующей и греющей, по глухим переулкам дорожка узка? И почему на это редкое зрелище не смотрит, заражаясь им, вся молодая Москва?

1930

Небольшая тема: почему кусаются цикламен и хризантема?

В цветочных магазинах Зеленого треста нет радужным настроениям места. Казалось бы с первого взгляда, что там должны привлекать к кустам и цветам; что, с улицы видя ушко цикламена, захочешь – и купишь его непременно. На самом же деле, взглянув на сирень, прохожий становится тучи серей. И к цветку хризантемы, не знаю зачем, остается он хладен и нем… Ходят доверчивые покупатели, смотрят на благоухающий кустик. Но сколько б на кустик глаза вы не пятили – не трогайте кустика: он укусит! Невинный цветок, белый или розовый, ощерит на вас этикетку с угрозою. Не веря глазам своим, потрясены, вы обращаетесь к продавцу: «Ведь быть же не может подобной цены?!» Глядит продавец, как лев на овцу: «Это, – говорит, – не моя вина. Это – Зеленого треста цена!» И, как цветолюб на кусты ни ярится, везде, на каждой паршивенькой ветке, с разметкой не меньше чем «20» и «30» (рублей, а не листьев!) висят этикетки. Здесь уж, товарищи, начинается мистика. Ей-ей, я не балуюсь и не грублю. Но сами считайте: с каждого листика трест норовит сорвать по рублю! Иначе говоря: желаешь цикламен скидывай пиджак за него взамен. Не собирая об этом мнения, Думаю, все согласятся заранее, – это уж не трест озеленения, а трест беззастенчивого раздевания. Конечно, чудесно озеленять цеха, прекрасно превращать улицы в рощи, но следует ли при этом чихать на скромное желание озеленять жилплощадь?

1931

Просинь

Первовысохшие лужи, первовылетевшие жуки… Сапоги еще неуклюжи и провалены пиджаки.