1932
Мюдовцам
Это станется,
это сбудется,
это в тысячу
грянет
ладов –
ваше будущее,
мюдовцы,
взятых с бою
литых годов.
Хоть притопывай,
хоть приплясывай,
хоть губами
его коснись, –
так он явственен,
век бесклассовый,
синью,
брызжащей у ресниц!
Хоть руками
его охватывай, –
не уйдет он
из-под руки,
диабазовый,
диаматовый,
век,
вступивший в большевики.
Старый мир
притаился за прутьями,
оставляя
кровавый след,
со своими
кривыми плутнями,
с зажитыми
рубцами лет.
Старый мир
обвисает тушею
в им же скованных на себя
цепях,
с безразличием,
с равнодушием
ко всему,
кроме самого себя.
Будут звать его
зверем, чудищем
и на сотни
иных ладов,
новой эрой
считая в будущем
время наших
литых годов.
Мы ж не только
одними речами, –
за каналом
строя канал,
мы делами
за то поручаемся,
чтоб никто
от него не стонал;
за гигантом
вздыбая гиганты,
пробиваясь
и вплавь и влет,
аж до самой
до Караганды,
аж за самый
северный лед!
Старый мир
обвисает тушею
в им же скованных на себя
цепях,
безразличный
и равнодушный
ко всему,
кроме самого себя.
И пока
глобуса разлинованы
черной сеткой
осколков-стран,
мы выходим
самыми новыми,
пересекшими
лет океан.
Это станется,
это сбудется,
если вспомните,
сколько вам лет, –
станет
ваше празднество,
мюдовцы,
лучшей радостью
на земле!
1933
Рука об руку
Не одни
пироги с повидлой
да навар
зажиточных щей, –
революция
нам повыдала
много
лучших в мире вещей;
много новых,
совсем не бывших,
удивительных
дел труда;
их
с московских строительных вышек
по-особенному
видать.
Разметалась
Москва холмами,
рассиялась
на целый свет,
и над ней
большевистское знамя
хлещет лавой
семнадцати лет.
Но не мне
вас дивить чудесами,
если сами
глядите востро;
вы чудес понаделали
сами:
стратостат,
Беломор,
Метрострой.
Мы припомним,
как звенья героев
шли на штурм
земли и воды;
как бетонщицы
Днепростроя
по себе
равняли ряды.
Не за жирный кус,
не за место –
среди
первых ГЭС
огоньков –
поднимала
число замесов
впереди бригад
Романько.
Как,
сбирая опыт по горстке,
не уставши
сил напрягать,
комсомольцы
Магнитогорска
поднимали вверх
агрегат;
как
ряды ночей неусыпных
наводили
бессонный глаз
и на Шарико –
на подшипник,
и на Тракторстрой,
и на ГАЗ;
как страна,
догнав,
обгоняла
ширь
уперших вперед утроб;
как
студеной водой канала
запотелый
смочила лоб.
Нет,
не только часы-будильник,
да гармонь,
да велосипед, –
революция
нам судила
обновить кое-что
и в себе.
Ты,
высокую жизнь несущий,
атакующих дней
командир,
повелитель
воды и суши,
перестраивающий
заново мир,
глянь вокруг, –
все не то,
что раньше:
свод небесный
повыше стал,
хоть закат,
как раньше,
оранжев
и рассвет
по-прежнему ал.
Но вокруг –
что ни шаг,
то новость,
и –
походке твоей узка –
что ни пядь,
то новую повесть
для тебя
заводит Москва.
Что ни шаг –
то новые люди,
что ни день –
то новый этаж.
Говорят,
что новое будет
для тебя,
если сам ты не сдашь.
Дай же руку
на это счастье,
чтоб жилось
теплей и родней,
мой товарищ
и соучастник
величайших
в истории
дней!