Вдохновенье
Стране
не до слез,
не до шуток:
у ней
боевые дела, –
я видел,
как на парашютах
бросаются
люди с крыла.
Твой взгляд разгорится,
завистлив,
румянец
скулу обольет,
следя,
как, мелькнувши,
повисли
в отвесный
парящий полет.
Сердца их,
рванув на мгновенье,
забились
сильней и ровней.
Вот это –
и есть вдохновенье
прилаженных
прочно ремней.
Казалось:
уж воздух их выпил,
и горем
примята толпа,
и вдруг,
как надежда,
как вымпел,
расправился
желтый тюльпан!
Барахтаться
и кувыркаться
на быстром
отвесном пути
и в шелковом
шуме каркаса
внезапно
опору найти.
Страна моя!
Где набрала ты
таких
нарассказанных слов?
Здесь молодость
бродит крылата
и старость
не клонит голов.
И самая ревность
и зависть
глядят,
запрокинувшись,
ввысь,
единственной
мыслью терзаясь:
таким же
полетом нестись.
1934
Еще одна
На север,
на север –
в морской великий путь
ложится
ледореза
натруженная грудь.
С востока
на запад
задание дано
пробиться
впервые
по броне ледяной.
Подался
с гулом громким
на стороны лед:
мы знаем –
там, за кромкой
Союз Советский ждет.
Еще одной
победы
он ждет и в этот раз,
еще одной
пропетой
песни про нас.
Чукотский лед –
не сахар –
мы грызли, как сверло.
Такие льдины
встретились,
что сердце замерло.
Механики
работали
авральной порой.
Не отставал
от первого
ни третий, ни второй.
Была команда
дружная,
из цельного куска.
Была погода
вьюжная,
крутила у виска.
Да нас
не закружила,
не сбила наугад;
не ослабела
сила
сменявшихся бригад.
Застрявшим
пароходам
не шутки и не смех:
гуськом
на воду чистую
мы вывели их всех.
Гуськом
на воду чистую
сквозь облачную тьму
мы выручили,
выстояв,
разбили их тюрьму.
Мы заходили
в Тикси
и к острову Диксон;
мы видели,
что всюду
полярный сломлен сон.
Везде
кипит работа,
где раньше ни следа –
упорного
расчета
и страстного труда.
Теперь –
чиниться в доки,
приняв обычный вид.
Но голос бурь
высокий
в ушах у нас звенит.
Белесой силы
слитки
нам не запрудят вод,
и снова
двинет «Литке»
свои машины в ход!
На север,
на север –
в морской великий путь
направим
ледореза
напористую грудь.
Ни бури,
ни пробоины,
ни холод ледяной
не скроют путь,
освоенный
отважною страной.
Раздайся
с гулом громким
на стороны, лед:
мы знаем –
там, за кромкой,
Союз Советский ждет.
Еще одна
победа –
и в этот раз
еще одна
пропета
песня про нас!
1934
Песня и пляска
Сулейману Стальскому
В краю посветлевшем,
помолодевшем
и пляской и песней
мы душу потешим.
Мы память почтим твою,
песенник старший –
чернил и бумаги
не ведавший, Стальский.
Твой смолкнувший звук
мы подхватывать станем
с тобой, со счастливым
твоим Дагестаном.
Чтоб север Кавказа
шумел от рассказа,
чтоб горы сияли
и пели поля,
чтоб песнь подхватила
и грянула разом
большая советская
наша земля.
Мы тихо прихлопывать
станем в ладоши,
чтоб лучше плясалось
в стране молодежи.
Ни в звуке, ни в смысле
не будет обмана:
струна не сдавала
в руке Сулеймана.
А мы ее взвеем,
а мы за ней грянем
об утре веселом,
о времени раннем.
Чтоб горы и долы
гремели от гула
под рокот Осада,
под песню Джамбула.
И вот из далека
сочувственный голос
в ответ поднимают
Купала и Колас.
И горе былое
по степи размыкав,
летят к ним навстречу
напевы калмыков.
Чуваши и тюрки,
и ерзя, и коми
живут все счастливей,
поют все знакомей.
И вот начинают
летающий танец
мингрелец, абхазец
и дагестанец.
И полы черкески
на локти откинув,
мелькают в лезгинке
и вьют Шамиля –
веселые ноги
мингрел и лезгинов.
И пляшет в работе
вся наша земля.