Зинаида Львовна умолкла, молчала на своем пне и Марта Николаевна, наконец, сказала тихо:
– Ты большая мечтательница, Зина.
– Об этом не надо говорить потому что это мое больное место. И потом, если я мечтательница в любви то из этого не следует, что я мечтательница вообще.
– Ты не сердись Зина, я вовсе не хотела тебя обидеть.
Зинаида Львовна, смотря на красное небо и будто совсем некстати, тихо и спокойно спросила, не вставая с места, у Марты, сидевшей в отдалении:
– Это правду тетя, что вы сделались любовницей моего мужа?
Марта Николаевна, тоже не вставая с места, ответила:
– Знаешь, Зина, это правда, но кто тебе сказал?
– Никто, я сама знаю.
– Я очень виновата перед тобою.
– Ты, вероятно, очень любила его, и он тебя? Что же я могу тут сделать?
– А ты, Зина, любишь его?
– Люблю, но не по-прежнему. Может быть, потом я полюблю его еще больше, по-настоящему, но покуда все, что я делаю, это только уроки, и не всегда удачные. Если уж было нужно, чтобы он полюбил другую, то я благословляю судьбу, что эта другая – ты. Ты знаешь, что я очень люблю и тебя тоже и уверена, что с тобою Петя будет гораздо счастливее: ты старше меня, умнее и очень его любишь. Все могло бы быть гораздо хуже, например, если бы он попал на кого-нибудь вроде Сашеньки, хотя она и сестра мне.
– Что же ты думаешь делать, Зина?
– То, что мне посоветовал Толстой.
– Что же именно?
– Любить ждать и постепенно учиться надежде.
– Если ты думаешь, что Петр тебя разлюбил, то ты очень ошибаешься. Но удобнее ему, конечно, быть со мной.
– Я сама, если хочешь изменилась. Я люблю Толстого гораздо больше, чем Петю, и потому буду Пете всегда верна. Это странно, я нисколько к тебе не ревную мужа, как ревную, например, Толстого, не имея на это никакого права, и вместе с тем, если б мне сказали, что муж меня разлюбил, мне было бы больно, как если бы мне отрезали руку, и я думаю, я надеюсь, что очень скоро, скорее, может быть, чем я предполагаю, Петя будет очень близок ко мне. Он был влюблен в меня и был далек, тогда же, в кого бы он ни влюблялся, он будет близок ко мне, и навсегда.
Марта Николаевна искоса посмотрела на племянницу и сказала, сдерживая улыбку:
– Оказывается, деревня учит не только надежде, но и очень утешительной философии. Не думаешь ли ты только, что это та же мечтательность, перенесенная в другую область?
– Я не знаю, время покажет, а ждать я могу очень долго. Может быть, когда я доживу до твоих лет, Петя в меня влюбится второй раз.
Марта Николаевна густо покраснела и произнесла:
– Если ты будешь так быстро меняться, как ты изменилась за этот год (конечно, я говорю про характер, а не про внешность), ты скоро будешь старше меня.
Зинаида Львовна казалась спокойной, будто говоря не про себя, а совершенно отвлеченно:
– Мы вообще скоро старимся. Возьми хоть Петю, Виталия, этого несчастного Мейера и даже Толстого, – ведь это же все мальчики, совершенные мальчики, а между тем они все старше нас.
Марта Николаевна вдруг громко рассмеялась и сказала, обнимая Зину:
– Если б кто-нибудь подслушал наш разговор, никто бы не сказал, что это говорят две соперницы! «Соперницы-подруги», – хорошее название для какой-нибудь комедии.
– Мы совсем не соперницы, тетя, мы скорее помощницы в любви.
– Да, но такие помощницы, из которых каждая думает, как бы обойтись без другой. В этом-то ты должна же признаться?
– Я не знаю, я об этом не думаю. Покуда нам надо идти вместе.
– Чем больше я тебя слушаю, Зина, тем более убеждаюсь, что каждый безумный поступок молодит и всякое благородное благоразумие старит. Конечно, ты все время думаешь, что молодость – это то, от чего нужно избавиться всеми силами, но если ты будешь так умнеть с каждым годом, то через пять лет ты будешь умна, как восьмидесятилетняя старуха. Едва ли это входит в твои расчеты и едва ли это будет забавно.
На обратном пути обе помощницы в любви молчали, и, только войдя в ягодный сад, Зинаида Львовна сказала:
– В одном вы, тетя, не правы: если бы кто подслушал наш разговор, то подумал бы, что мы говорим именно как соперницы, а не иначе.
Марта Николаевна сдержанно рассмеялась и спросила:
– Что же в таком случае ты думаешь делать?
Зинаида Львовна, не задерживая шага, ответила коротко:
– Это уж мое дело.
Уже Зинаида Львовна ушла к себе и собиралась спать, отлично зная, что не заснет, как в ее дверь послышался легкий стук, и легкою стопою вошла Марта Николаевна.
– Ты не спишь, Зина? Можно с тобой поговорить?