Обыкновенные пернатые и прочие дикие существа избегали этих пустынных угрюмых пространств. В своем путешествии он был так же одинок, как человек, который отправляется в обратный путь по волнам своей памяти, чтобы еще раз навестить памятные места, однако вместо них оказывается вдруг в пустыне, откуда бежало все очарование дорогих воспоминаний. По сравнению с прошлым днем ноша Алверика несколько уменьшилась, однако шаг его уже не был таким упругим, так как яснее ощущалась вчерашняя усталость. В полдень Алверик долго отдыхал, а потом снова поднялся и пошел дальше. Мириады камней, больших и малых, окружали его со всех сторон, протянувшись однообразной серой равниной до самого иззубренного горизонта. Целый день Алверик напрасно ждал, что вот-вот мелькнут в вышине бледно-голубые пики.
Вечерний костер снова оказался небольшим: Алверик вынужден был экономить свой скудный запас дров. Робкий огонек, мерцающий посреди пустоши, был не в силах побороть чудовищного одиночества мертвых пространств. Сидя возле этого жалкого костра, Алверик думал о Лиразели, он изо всех сил старался сохранить в сердце своем надежду, но одного взгляда на эти равнодушные камни вполне хватило бы, чтобы совершенно отчаяться. Было в хаотическом нагромождении каменных осколков нечто такое, что говорило: «Оставь мечты! Эта равнина и сроднившиеся с нею валуны и щебень тянутся и тянутся бесконечно».
Глава XIII
Молчание кожевника
Только через много дней по однообразному виду окруживших его камней Алверик понял, что каждый новый день, каждый новый переход ничего не меняет. Сколько бы дней он ни шел, он будет видеть впереди одинаковые, изломанные горизонты, ничем не отличающиеся от тех, что он видел вчера. Он понял, что никогда не проглянет из-за далекой черты гряда голубых Эльфийских гор.
И все же он упорно шел вперед через каменные россыпи и завалы. Поклажа его становилась все легче по мере того, как таяла запасенная на две недели провизия. Вечером десятого дня Алверик подумал, что если он пойдет дальше, но так и не увидит гор, к которым стремится, то погибнет от голода на обратном пути. Он немного перекусил в кромешной темноте, так как его запасы топлива давно иссякли. В мрачном молчании он похоронил надежду, которая вела его все это время. А наутро, едва только рассвело и он смог определить, в какой стороне находится восток, Алверик доел то, что сумел сэкономить за ужином, и отправился в долгий и трудный обратный путь к равнинам людей. Шагать по каменистой равнине ему было трудно, потому что теперь он двигался, повернувшись спиной к Стране Эльфов. Весь этот день он старался пить и есть как можно меньше, так что к вечеру у него осталось запасов на полных четыре дня пути.
Алверик с самого начала рассчитывал, что если в последние дни путешествия ему придется повернуть назад, то, покончив с запасами еды, он сможет идти налегке, то есть — намного быстрее. Однако он не представлял себе, с какой силой монотонный пейзаж вокруг способен воздействовать на его дух своей безжизненной пустотой. Пока в сердце его теплилась надежда, Алверик почти не замечал унылого однообразия камней, и до самого позднего вечера десятого дня своего путешествия, когда бледно-голубые горы так и не появились, а провизии оказалось неожиданно мало, он почти не думал о возвращении. Теперь же гнетущую монотонность обратного пути разнообразили лишь редкие приступы страха, вызванного мыслью, что он может вовсе не дойти до границ полей, которые мы знаем.
Вокруг лежали мириады камней, и многие из них были больше и тяжелее, чем могильные плиты, хотя они, разумеется, не были так аккуратно обтесаны. Равнина больше всего напоминала Алверику кладбище, протянувшееся до самого края мира, полное безымянных памятников над забытыми могилами. Измученный жестоким холодом ночей, ведомый пылающими закатами, Алверик шагал и шагал сквозь сырые утренние туманы, сквозь пустые полдни и утомительные вечера, не оживленные голосами птиц. Уже больше недели прошло с тех пор, как он повернул назад. Вода во флягах давно закончилась, а впереди по-прежнему не было видно никаких признаков обитаемых полей, и ничего более знакомого, чем валуны и груды щебня. Алверик как будто смутно помнил их, и они непременно заставили бы его отклониться севернее или южнее или даже повернуть обратно на восток, не направляй его шагов красноватое ноябрьское солнце, а порой и какая-нибудь дружелюбная звездочка на небосводе. Наконец, когда ночная тьма в очередной раз заставила почернеть скучные камни равнины, над каменной грядой на западе появился огонек. Сперва на фоне последних отсветов заката он казался бледным, едва различимым, но с каждой минутой разгорался все более ярким оранжевым огнем. То было не что иное, как окно под крышей человеческого жилья. Завидев его, Алверик поднялся с неуютных камней и пошел на огонек, пока усталость и невидимые в темноте препятствия не одолели его. Тогда он снова забился в какую-то щель под валуном и уснул, а крошечное желтое окошко продолжало светить ему даже во сне. В сновидениях перед его мысленным взором одна за другой проносились прекрасные надежды.