Пробудившись утром, Алверик увидел вдалеке чей-то дом. Ему показалось невероятным что огонек, вспыхнувший в этом крошечном окне, сумел поддержать его надежды и спасти от одиночества, так как при свете дня дом выглядел вполне обыкновенно и даже убого. Алверик почти сразу узнал его, это была очень небольшая ферма, которая стояла неподалеку от мастерской кожевника.
Теперь он знал, куда идти, и вскоре вышел на берег пруда. Сначала он напился, а потом завернул в сад, где спозаранок работала какая-то женщина.
Когда она спросила его, откуда он взялся, Алверик ответил: «Пришел с востока», — и даже указал направление, но женщина смотрела на него непонимающим взглядом. Алверик пошел прямо к дому, откуда он вышел в путь, чтобы снова просить о еде и ночлеге у человека, чьим гостеприимством он пользовался уже дважды.
Когда усталый Алверик приблизился к домику кожевника, старик стоял на пороге. Увидев лорда, он жестом пригласил войти и для начала дал ему большую кружку молока, а потом согрел еду. Алверик сытно позавтракал, а потом весь день отдыхал. Почти до самого вечера он молчал. К вечеру его силы немного восстановились. Сидя за нормальным человеческим столом, на котором аппетитно дымился горячий ужин, при свете свечи, в тепле и уюте большой чисто прибранной комнаты, он снова ощутил потребность говорить.
Он рассказал кожевнику историю своего путешествия через пустынные каменистые пространства, где не было места ни для чего человеческого и куда не осмеливались проникать ни птицы, ни маленькие зверушки, ни даже цветы или травы. Его рассказ был хроникой запустения и одиночества. Старик выслушал его пространное описание, но ничего не сказал и позволил себе сделать какие-то незначительные замечания только тогда, когда Алверик заговорил о полях, которые мы хорошо знаем. Хозяин слушал гостя не просто вежливо, но и как будто даже с некоторой долей заинтересованного внимания, однако ни слова не сказал о земле, с которой отступила Страна Эльфов. Он вел себя так, словно на востоке не существовало никаких равнин, а были лишь морок и бред, а Алверик либо только что избавился от наваждения, либо очнулся от странного сна и теперь его пересказывает. Что до сновидений, то о них и говорить-то не стоило. И уж, конечно, старик ни слова не проронил о существовании Страны Эльфов или чего-то другого, что находилось бы дальше восьмидесяти ярдов от восточной стены его дома.
В конце концов Алверик отправился спать, а кожевник сидел один до тех пор, пока огонь в очаге не начал гаснуть. Он думал о том, что услышал, и изредка качал головой.
Весь следующий день Алверик отдыхал и прогуливался в осеннем саду, изредка пытаясь вызвать хозяина на разговор о своем великом походе в пустынный край, но безуспешно. Кожевник продолжал уклоняться от темы с такой изобретательностью и упорством, словно заговорить о каменистой равнине означало приблизить ее. Тогда Алверик принялся гадать о причинах, которые могли определить подобное поведение. Может быть, в юности кожевник побывал в Стране Эльфов и столкнулся там с чем-то, что сильно испугало его? Может быть, он едва избежал смерти или любви длиной в век? Не была ли тайна Страны Эльфов слишком величественной, чтобы язык человека мог безнаказанно касаться ее? Или же, напротив, люди, живущие здесь, на краю наших полей, были настолько хорошо знакомы с неземной красотой удивительной страны, что не хотели говорить о ней из опасения, что любое неосторожное слово может стать приманкой, способной выманить ее волшебство за пределы зачарованного мира, в то время как упорное молчание, пусть и слабо, но сдерживает его? Действительно ли слово, сказанное вслух, способно пробудить, приблизить магический мир или сообщить неземную эльфийскую красоту полям, которые мы хорошо знаем? На эти вопросы у Алверика не было ответов.