Двести пушечных жерл гремели против городских укреплений; польская артиллерия едва отвечала. Русская армия, построившись тремя колоннами, начала приступ, причем гвардия и кавалерия оставались в резерве. Штыковая контратака, руководимая генералом Уминским, была отбита русской картечью. В 4 часа русские, имея впереди барабанщиков и полковые оркестры, разом атаковали все внешние укрепления и взяли их в штыки. Ничто более не защищало Варшаву, кроме низкой ограды, походившей на простую тамоясенную заставу для взимания городских ввозных пошлин.
Тогда Прондзинский явился к русским с заявлением, что Круковецкий получил наконец от сейма достаточные полномочия. Паскевич, раненный в руку во время боя, сначала не хотел остановиться, убежденный, что поляки стремятся только выиграть время с целью вернуть 20 000 человек корпуса Раморино. Однако он послал в город своего начальника штаба Берга с двумя другими офицерами. Приведенные в Замок, они целый час ожидали Круковецкого. Последний, протянув еще некоторое время, наконец решился подписать капитуляцию. Но тут вмешался сейм и предложил другие условия. Круковецкий вышел из членов правительства. Пользуясь этими проволочками, он приказал переправить через Вислу 32 000 человек польской армии, сказав депутатам: «Спасайте Варшаву… Мой долг спасти армию».
Берг и русские офицеры напрасно искали по городу, с кем можно было бы вести переговоры. Потеряв терпение, они объявили, что штурм города начнется в 4 часа утра. Малаховский взял на себя написать фельдмаршалу заявление о том, что в б часов ворота будут открыты русским, и вверял ему город, отныне беззащитный. Итак, Варшава пала без капитуляции, которой никто не подписывал.
8 сентября в б часов русские заняли посты, арсеналы и склады. В 10 часов маршал Паскевич торжественно вступил в город. Он написал царю: «Варшава у ног вашего Величества».
В этот день польская армия, сильно уменьшившаяся вследствие дезертирства, сосредоточилась около Плоцка. 20 000 человек с 92 орудиями под начальством Рыбинского перешли границу и сложили оружие на прусской территории. Рожицкий и Каминский увели с собой 10 000 человек в Краков, а Раморино — 16 000 человек в австрийскую Галицию. Осталось всего-навсего 10 000 солдат, осажденных в Плоцке, Модлине и Замостье. В течение октября они сдались русским.
Польша потерпела поражение; не было уже ни королевства, ни армии. Политическое творение Александра и то, что сделал для польской армии Константин, — все это было одинаково уничтожено. Но сопротивление Польши спасло по крайней мере парижскую и бельгийскую революции, так как в то время, как Паскевич совершал свой переход через Вислу, французская армия смогла вступить в Бельгию, прогнать голландские войска и обеспечить таким образом независимость нового королевства. Сверх того Европа обнаружила, что, даже ведя войну в своих собственных владениях, Николай не мог ни разу выставить более 114 000 человек одновременно. С этой минуты престиж русского самодержавия — этот кошмар либеральной Европы — рассеялся. Заметим, что в результате разгрома Польши Россия теряла почти столько же, сколько и сама Польша: парламентский опыт, испробованный в Варшаве, отодвинул на долгие годы всякую возможность подобного опыта в Петербурге. Самодержавие одержало победу в Варшаве в сентябре 1831 года, как и в Петербурге в декабре 1825 года. Итак, расширялась пропасть между Западной Европой, где одни страны уже были конституционными, а другие стремились стать таковыми, и Восточной, вновь подчинившейся принципу абсолютизма.
Польские эмигранты. Генералы, тысячи польских офицеров и солдат, бежавших в Швейцарию, во Францию, в Англию, принятых и как бы усыновленных государствами со свободным устройством, образовали с этих пор грозную силу всемирной революции. Они отныне встречались повсюду, где надо было поддерживать борьбу за свободу: в восстаниях в Париже, Берлине, Вене, в революциях в Италии, Германии, Венгрии, Румынии. Во Франции, где палаты вотировали вспомогательные фонды для эмигрантов, где для их детей основали в Батиньоле польскую школу (1842), изгнанники собрались в особенно большом количестве. Мицкевич написал для них Книгу польского странника; он воодушевлял их своими пламенными стихами; с 1840 по 1844 год, занимая лекторскую кафедру в Коллеж де Франс, он вместе с Кине и Мишле проповедовал национальные революции и воскресение порабощенных народов. Церковь и кладбище в Монморанси приняли прах многих польских героев, ораторов и поэтов.
Польша под царским игом. Император Николай, когда Польша очутилась «у его ног», решил, сохраняя для нее название царства, а для себя титул царя, уничтожить все, что могло бы поддерживать «иллюзии о независимой Польше» и содействовать ее восстановлению. Вопреки амнистии, провозглашенной 6 ноября, — правда, со множеством оговорок, — избранная часть нации была терроризована конфискациями, ссылками в Сибирь и переселениями целых семейств. Конституция, дарованная Александром, была уничтожена; коронование царя должно было совершаться в Москве одновременно с коронованием императора. Министерства были уничтожены и заменены управлениями и комиссиями, подведомственными различным русским министерствам; административный совет превратился всего-навсего в собрание директоров под председательством наместника; Варшавский университет потерял свой юридический факультет; Национальная библиотека была перевезена в Петербург; польская армия была распущена, и ее составные элементы распределены по русским полкам; охрана королевства была поручена общим силам империи; вся русская организация: система налогов, судопроизводство, денежная система были мало-помалу введены в королевстве; польские ордена уцелели только как русские ордепа и раздавались теперь наиболее преданным слугам самодержавия; вместо памятника, который должны были поставить Иосифу Понятовскому, был поставлен памятник Паскевичу. В 1844 году старинные исторические воеводства были переименованы в пять губерний: Варшавскую, Радомскую, Люблинскую, Плоцкую, Модлинскую. В 1833 году попытка Залиньского поднять восстание в Люблинском воеводстве окончилась расстрелами и виселицами. В октябре 1836 года Николай, показывая варшавским нотаблям новую цитадель, предупредил их, что при малейшей попытке мятежа город будет разгромлен и уничтожен. Русская Польша была так жестоко усмирена, что не шевельнулась даже во время кризиса 1848 года.
Литва и Западная Украина под русским владычеством. В тех областях, на присоединение которых к своему королевству поляки рассчитывали и где польская культура и язык являлись в действительности уделом бывших господствующих классов, была предпринята систематическая борьба для искоренения полонизма. Дело шло о русификации Литвы, об ассимиляции русских земель, принадлежавших некогда Польше, с царской Россией. Университет в Вильне был упразднен, польский язык изгнан из всех школ, из всех административных и судебных актов. Православные крестьяне Украины и Белоруссии в свое время (в XVII веке) подчинились Римской унии лишь после жесточайших насилий со стороны поляков; теперь подобные же насилия были лущены в ход уже со стороны русского правительства, чтобы заставить их отказаться от унии. Крестьян принуждали снова стать православными, чтобы они полнее чувствовали себя русскими. Духовенство, католические монахи и монахини были изгнаны из страны. В Литве, стране глубоко католической, удовольствовались тем, что наблюдали очень строго за духовенством, докучая ему, как и духовенству в Польше, энцикликами покладистого (по отношению к царю) папы Григория XVI. В Литве и в Западной Украине наиболее польским элементом являлось мелкое дворянство. С октября 1831 года оно стало жертвой всевозможных суровых мер со стороны властей. Был произведен строгий пересмотр прав дворянства, и многие дворяне были выключены и переведены в сословие однодворцев, или свободных крестьян. Равным образом был произведен пересмотр денежных и иных повинностей, которые причитались помещикам с крестьян. Земледелец выиграл при этом все, что теряли его прежние господа. Это было для крестьянина как бы поеддверием эмапсипации 1861 г. Не было ничего упущено, чтобы заставить пана отказаться от земли и перевести владение землей в руки крестьян или русских помещиков. Восточные «воеводства», которых так усиленно добивались поляки, сделались официально «юго-западными губерниями».