В письме к автору Вы можете процитировать мои слова полностью или, если Вам угодно, частично, однако я убедительно прошу Вас добавить, что ее сочинение попало ко мне только сегодня утром.
Прилагаю еще одну рукопись, за которой должны зайти в редакцию. Я надписал карандашом фамилию и адрес этой дамы. Я уже отправил ей письмо, в котором отклоняю ее сочинение.
Всегда преданный Вам.
Только что говорил с Эвансом относительно изменения заголовка. До конца тома оставьте тот, что был прежде, а в понедельник я скажу Вам, что я предполагаю поставить взамен.
23
МИСС ЭМИЛИ ДЖОЛЛИ
Альбион-вилла, Фолкстон, Кент,
вторник, 11 июля 1855 г.
Сударыня,
Ваша рукопись, озаглавленная «История жены», попала ко мне всего три-четыре дня тому назад. Произведение это обладает столь незаурядными достоинствами и возможностями, свидетельствует о таком ярком даровании и глубоком знании человеческого сердца, что я почувствовал живейший интерес к Вам, как к автору этой книги.
Я попросил джентльмена, являющегося моим доверенным лицом в редакционных делах, вернуть Вам Вашу рукопись. Надеюсь, что с той же почтой Вы получите и мое письмо. Просьба моя состоит в следующем: я заклинаю Вас подумать над тем, как изменить окончание Вашей повести. Вы, разумеется, пишете для того, чтобы Вашу книгу читали. Между тем излишне мрачная развязка оттолкнет от нее многих из тех, кто мог бы прочесть ее, но не сделает этого, услышав отзывы читавших. Кроме того, чрезмерное нагромождение ужасов будет губительным и для замысла книги. Весь мой опыт и знания настойчиво велят мне посоветовать Вам сохранить жизнь мужу и одному из детей. Пусть героиня, увидев, как вносят ее раненого и потерявшего сознание мужа, решит, что он мертв (сохраните все, что Вы пишете о ее душевных муках, когда после этого она остается на попечении врача, но исцелите ее в конце концов счастливым известием о том, что муж ее жив и что она может загладить свою вину, искупив все зло, причиненное ею этому человеку, которому она отплатила неблагодарностью за его любовь и принесла столько горя). Таким образом, вместо того чтобы ожесточить читателя, Вы смягчите его, и из многих глаз польются слезы, исторгнуть которые возможно лишь нежным и бережным прикосновением к сердцу. Я совершенно убежден в том, что такое изменение сделает всю предыдущую часть Вашего повествования в двадцать раз красноречивее. И лишь уверенность в том, что Вас, если Вы сумеете как следует распорядиться Вашими замечательными способностями, ждет большая слава, заставляет меня решиться дать Вам совет сейчас, когда Вы, как я полагаю, находитесь в самом начале своего пути.
Мне кажется, в иных местах Ваше повествование выиграло бы (даже в отношении психологической достоверности), если бы его немного сократить. Если Вам угодно будет предоставить это мне, я сделаю это с такой же осторожностью и тщательностью, как будто речь идет о моем собственном произведении. Что касается изменений, о которых я говорил в начале письма, то внести их можете только Вы.
В заключение этой второпях набросанной записки разрешите мне заверить Вас самым чистосердечным образом, что никогда еще ни одна рукопись не производила на меня столь глубокого и сильного впечатления, как Ваша.
Ваш покорный слуга.
24
Г-ЖЕ ЮЛИИ ШВАБЕ
Фолкстон,
воскресенье, 22 июля 1855 г.
Любезная г-жа Швабе,
Сегодня утром я получил Ваше письмо и ящик с бумагами. Такое количество документов оставляет мне только одну возможность.
Я считаю своим долгом уведомить Вас, что не могу взяться за изучение дела, которое нужно выяснить, блуждая в таком лабиринте. Я начал читать отчет о процессе мисс Дудэ [52], но теперь вижу, что это свыше моих сил. Мои дни заполнены работой, все мои мысли поглощены новой книгой, мои дела имеют ясную цель и смысл, я должен отвечать бесчисленным корреспондентам, которые вправе рассчитывать на мою аккуратность и внимание, и я не могу отдать себя на произвол чуждой мне стихии. Мне известно о деле мисс Дудэ не больше, чем о любом другом деле, в ходе которого человека судят, признают виновным и оставляют без последствий поданную им кассационную жалобу. В том, что она не испытывает недостатка в друзьях, меня вполне убеждает великодушное участие, которое принимаете в ее судьбе Вы и упомянутая Вами дама. Оставить работу и дела, которые непрерывно требуют от меня самого пристального внимания, и тратить свои силы, блуждая в запутанных ходах этого лабиринта, означает для меня то же самое, что уподобить свою жизнь и самый смысл ее недолговечным следам на прибрежном морском песке, который я вижу из окна моего кабинета.
52
Стр. 43. Я начал читать отчет о процессе мисс Дудэ… — Гувернантка-француженка Селестина Дудэ, обвиненная в жестоком обращении с детьми, в результате чего вверенный ее попечению ребенок умер, была присуждена к тюремному заключению парижским судом. Г-жа Швабе, состоявшая при дворе королевы Виктории, выступила на защиту Дудэ, которая ранее была воспитательницей ее детей.