Описание получилось очень длинным, а Вы, быть может, знаете пьесу. Если так, я попробую искупить мою вину с помощью Флоры в дальнейших выпусках.
Миссис Диккенс и ее сестра просят передать Вашей светлости их приветы и поздравления по случаю Вашего выздоровления. Во время Вашей болезни я несколько раз виделся с Пакстоном и получил от него самые ободряющие сведения. Не знаю, сколько он будет весить (я имею в виду — на весах), но начинаю подозревать, что Дэниел Лэмберт [80] приходится ему родственником.
Остаюсь вашей светлости покорный и благодарный слуга.
47
УИЛКИ КОЛЛИНЗУ
Вилла де Мулино, Булонь,
воскресенье, 13 июля 1856 г.
Дорогой Коллинз,
Мы все очень жалеем, что Вы не сможете приехать раньше второй половины следующего месяца, но надеемся, что в таком случае Вы погостите у нас до конца и мы уедем отсюда вместе около десятого октября. Я думаю (учитывая развлечения и пр.), что этого времени будет достаточно, чтобы написать пьесу. Дамы, будущие участницы спектакля, сгорают от нетерпения и жаждут, чтобы Вы поскорее заперлись в беседке. Да, кстати, об этом сооружении — я забыл упомянуть, что она много выиграла и стала гораздо более надежным приютом уединения, после того как дверь устроили в другом месте. Она стала удивительно уютной, а Гений Порядка произвел в доме некоторые улучшения (в среднем по десять пенсов штука), которые, мы надеемся, Гений Беспорядка оценит по достоинству.
Не могу Вам выразить, какого я высокого мнения об Энн Родуэй. Я снял из заголовка слово «Отрывки», потому что многоголовая гидра могла усмотреть в нем намек на незаконченность, на незавершенность всего произведения, а это отпугнуло бы некоторых читателей. Я с огромным восхищением прочел первую половину в редакции, а вторую читал в поезде, возвращаясь сюда, — я побывал в Лондоне как раз после Вашего отъезда. Я вел себя в присутствии других пассажиров совершенно недопустимо — так плакал, что даже Вы остались бы довольны. Не говоря даже об истинной силе и красоте этой маленькой повести, о восхитительной обрисовке характера девушки, ее внутреннего мира, она написана с таким старанием и влюбленностью в работу, какие немногие сумели бы оценить выше, чем их ценю я, и уж во всяком случае, нет человека, который больше уважал бы их. По-моему, это превосходная вещь, которую не смог бы написать никто другой, и я горжусь ею, как своей, — а это очень приятное чувство.
О себе могу сообщить только, что я всецело занят «Крошкой Доррит». На прошлой неделе я набросал план, наметил характеры и сюжет водевиля и послал все это Марку, который болен лихорадкой. Фарс, мне кажется, должен получиться очень смешным. Дело с кошками настолько потешно, что ему нельзя воздать должное на таком крохотном листке, и я поведаю его vivo voce [81], когда буду в Лондоне. Фленш так загордился с тех пор, как подстрелил тигровую кошку № 1 (она подбиралась к благородному Дику, сверля его зелеными глазами), что, боюсь, мне придется расстаться с ним. Все мальчики (в новых костюмчиках, надетых, чтобы идти в церковь) лежат сейчас на животах за кустами, улюлюкают и вопят (завидев тигровую кошку № 2): «Фленш!», «Вот она!», «Вон она удирает!» и проч. Я не решаюсь высунуть голову из окна, опасаясь получить пулю (просто настоящий coup d'etat [82]), а торговцы, приближаясь к дому, жалобно кричат: «Ne tirer pas, Monsieur Flench, c'est moi — boulanger! Ne tirer pas mon ami!» [83].
80
Дэниэл Лэмберт — феноменальный толстяк, которого предприимчивый импрессарио показывал публике в Англии и Франции.