Выбрать главу

— А я вам не сказывал: меня уже сосватали. — И он улыбнулся, вопросительно глядя мне в глаза. — Осенью.

— Вот как! хорошее дело. Где берете?

Он сказал.

— С приданым?

— Нет, какое приданое. Девушка хорошая.

И мне пришло в голову сделать ему тот вопрос, который всегда занимает меня, когда имеешь дело с хорошими молодыми людьми нашего времени.

— А что, — спросил я. — Уж ты прости меня, что я тебя спрашиваю, но, пожалуйста, скажи правду: или не отвечай, или всю правду скажи.

Он уставил на меня спокойный, внимательный взгляд.

— Отчего ж не сказать.

— Имел ты грех с женщиной?

Ни минуты не колеблясь, он просто отвечал:

— Помилуй Бог, не былò этого.

— Вот и хорошо, очень хорошо, — сказал я. — Радуюсь за тебя.

Говорить больше было сейчас нечего.

— Ну так вот я сейчас вынесу тебе книжки и помогай тебе Бог, — И мы простились.

Да, какая чудная для посева земля, какая восприимчивая. И какой ужасный грех бросать в нее семена лжи, насилия, пьянства, разврата. Да, какая чудная земля не переставая парует, дожидаясь семени, и зарастает сорными травами. Мы же, имеющие возможность отдать этому народу хоть что-нибудь из того, чтò мы не переставая берем от него, — чтò мы даем ему? Аэропланы, дреднауты, 30-тиэтажные дома, граммофоны, кинематографы и все те ненужные глупости, которые мы называем наукой и искусством. И главное, — пример пустой, безнравственной, преступной жизни. Да еще хорошо, если бы мы за то, чтò берем от него, давали бы ему только одни ненужные, глупые и дурные примеры. А то вместо уплаты хоть части своего неоплатного долга перед ним мы засеиваем эту алчущую истинного знания землю одними «терниями и волчцами», запутываем этих милых, открытых на все доброе, чистых, как дети, людей коварными умышленными обманами.

Да, «горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит».

Мещерское, 21-го июня 1910 года, —

Ясная Поляна, 9-го июля 1910 года.

СТАТЬИ

СМЕРТНАЯ КАЗНЬ И ХРИСТИАНСТВО.

Третьего дня получил следующее письмо от Петербургского студента:

«Многоуважаемый Лев Николаевич! Посылаю вам статью А. Ст—на, напечатанную в «Новом Времени» 18 декабря, и очень прошу Вас сообщить, что Вы думаете о ней, а в особенности о словах Христа: утверждает ли Он: что злословящий отца и мать подлежит смертной казни».

При письме приложена была следующая вырезка из «Нового Времени» от 18/31 декабря 1908 года:

ЗАМЕТКИ.

Восставать против смертной казни — задача очень легкая, приятная и выигрышная. Я с детства всю жизнь так и думал, что государство может отлично обходиться без смертной казни, что заповедь «не убий» является повелительным руководством для человечества, что смертная казнь противоречит христианскому укладу.

Но пережитая в России революция и страшный рост преступности во Франции при фактической отмене смертной казни заставили многих (в двух государствах с противоположным политическим строем) переоценить и эту ценность. Мне этот вопрос представляется гораздо более сложным и сомнительным, чем он всегда представлялся в своей кажущейся простоте и ясности.

Первое сомнение, которое является, следующее:

Отказываясь казнить преступников, не обрекает ли этим самым государство на казнь случайных жертв разнообразных преступлений? Другими словами: милуя заведомо виновных, государство казнит гораздо большее число заведомо невинных людей.

Но ведь это противоречит нашим религиозным понятиям....

Приходится и тут разобраться. Как примирить суровый Моисеев закон, пестрящий смертными казнями, с общей заповедью: «Не убий». Совершенно очевидно, что эта заповедь касалась частных отношений граждан, оберегая государственную монополию еврейской теократии.

Совершенно так же, как закон, возбраняющий, например, частным лицам постройку железных дорог, этим самым указывал бы на преимущественное право государства пользоваться этой регалией.

Но суровый закон Моисея доразвился до кроткой религии Христа. Принято думать, что достаточно простого указания на Евангелие, чтобы победоносно оспаривать самую возможность казни. Между тем в Евангелии только в одном месте (Ев. от Марка гл. 7, ст. 9—13) упоминается о смертной казни и... в пользу ее:

«9. И сказал им: хорошо ли, что вы отменяете заповедь Божию, чтобы соблюсти свое предание?

«10. Ибо Моисей сказал: почитай отца своего и мать свою, и злословящий отца или мать смертью да умрет (Исх. 20, 12, 21, 16).

«11. А вы говорите: кто скажет отцу или матери: корван, то есть дар Богу то, чем бы ты от меня пользовался.

«12. Тому вы уже попускаете ничего не делать для отца своего или матери своей.

«13. Устраняя слово Божие преданіем вашим, которое вы установили; и делаете многое сему подобное».

Здесь мы видим, что Христос закон, влекущий смертную казнь, называет словом Божиим и противопоставляет ему предание, отменяющее частное применение этого закона.

Как же смотрел Христос на возможность судебных ошибок, на приговоры несправедливые? Он имел в виду верующих, которым смерть не должна внушать панического ужаса, естественного для отрицающих загробное существование, и потому повелел не бояться «убивающих тело».

Право на человеческую жизнь — страшное право. Когда государство выпускает его из рук, его подбирают самозванцы и пользуются им без удержа и страха.

А. Cm—н.

Я не верил глазам. До такой степени не верил, что отыскал полученный в тот же день № 18 Декабря «Нового Времени» и прочел.

Все так, все это не во сне, наяву. В большой распространенной консервативной газете, стоящей будто бы за поддержание христианской религии, разносится по всей России с видом значительности, серьезности и авторитетности это ужасающее кощунство, насмешка, издевательство над учением Христа и полнейшее отрицание его.

В тот же вечер я написал студенту, приславшему статью, и Ст—ну. Студенту я написал следующее:

«Оправдывать смертную казнь словами Христа не решался до сих пор ни один изувер. Такое оправдание, кроме своей искусственности, и глупо, и бессовестно.

«Вывод из такого толкования буквы писания, называемого священным, только один: тот, что нет ничего более вредного для понимания учения Христа и более губительного и для истинной религии и истинной нравственности, как приписывание непогрешимости букве писания, так как нет больших нелепостей, гадостей и жестокостей, чем те, которые основывались на этой букве. На статью же С—на можно ответить только одним словом: «стыдно», что и написал ему.

Лев Толстой.

20-го декабря 1908 года».

Положение людей нашего мира, и в особенности в наше время нашего русского народа ужасно, не тем только, что самодовольно, спокойно, не скрываясь, а во всеуслышание совершаются каждый день, как что-то необходимое и законное, ужаснейшие преступления, убийства теми людьми, которые сами себя считают и считаются темными массами руководителями народа, но, главное, тем, что той наглостью, с которой совершаются эти преступления, разрушаются в рабочем народе последние остатки веры в какой-нибудь обязательный для людей закон Бога.

Знаю, что соединенные сложным правительственным устройством люди, совершающие те преступления, которые они называют казнями, не услышат, потому что не хотят слышать того, что я кричу, о чем умоляю их, но я все-таки не перестану кричать, умолять все об одном и том же до последней минуты моей жизни, которой так немного осталось, или до тех пор, пока те самые люди, которых я обличаю за их злодейства, не помешают мне обличать их, сделав надо мной то же, что они делают над другими неприятными им людьми, в том числе все чаще и чаще в последнее время и над моими друзьями за распространение моих книжек. Не могу молчать я именно потому, что, будучи своим ли возрастом, своей ли случайно раздутой репутацией или по каким-либо другим неизвестным и непонятным мне обстоятельствам поставлен в исключительное положение, такое, при котором я один могу говорить среди всех живущих в России с зажатыми ртами людей, я своим молчанием показывал бы согласие и одобрение тем злодействам, которые, не слыша за них осуждения, все смелее и смелее совершают несчастные, заблудшие люди, называющие и считающие себя правителями.