Он указал глазами на белую лачужку, утопавшую в чаще фасоли.
Немного смутившись, она ответила:
— Мы там живем…
И пояснила тотчас же:
— Мой отец, Теофиль Выгрыч, я и младшие дети…
Ее манера держаться и говорить свидетельствовала о том, что она привыкла к приветливому обращению с людьми и, приведенная в замешательство, вскоре вновь обретала смелость.
— Какой милый уголок! — сказал он.
— О да! — подтвердила она с восхищением, — здесь так зелено и так тихо…
— Уютное гнездышко, затишье, — продолжал он и снова спросил:
— А кто же это посадил возле домика эти красивые растения, так живописно его драпирующие?
Радуясь похвале, она ответила с загоревшимися глазами:
— Не правда ли, ведь красиво разрослась в этом году фасоль? Мы с сестрой каждый год ее садим, но никогда она не была такая высокая и густая…
— Да, она высокая и густая, прямо-таки на удивление. Но я вижу и цветы на грядке. Это тоже вы посеяли их или посадили?
— Немножко левкоев и резеды… совсем немного. У меня и моей сестры нет времени выращивать больше.
— Ваша сестра, должно быть, старше вас?
— О нет, она четырьмя годами моложе.
— Так сколько же ей лет?
— Пятнадцать.
Они замолчали. Она в смущении склонила голову над работой и вновь начала шить.
Он, прислонясь к решетке, смотрел на девушку и не уходил. Взгляд его смущал ее.
Теперь он снял шляпу. В его больших и синих-синих, чуть продолговатых глазах, над которыми возвышался лоб с глубокой морщиной, разделявшей его пополам, светилась шутливая улыбка. В этой улыбке, в осанке и в самой манере говорить — медленно и разделяя слоги слов — не было ничего невежливого, но во всей фигуре этого незнакомца чувствовались уверенность в себе и тонкое изящество, и это опять-таки смущало Клару.
Притом она знала, что молодой девушке неприлично вступать в продолжительные разговоры с незнакомыми людьми.
Но ее, попросту говоря, жгло любопытство: кто он такой?
Откуда и почему он появился в этом, обычно безлюдном, месте?
И она не могла придумать, как бы ей спросить у него об этом.
Она продолжала шить, а в голове у нее проносились мысли: «Когда же он уйдет? Не следует ли мне самой встать и уйти? Но ведь это невежливо! Да и к чему мне убегать? Ведь я у себя в беседке. Пусть уходит себе, откуда пришел. Но кто он? Кто это может быть? Как он хорош… И особенно приятен у него голос…»
А он, помолчав несколько минут, заговорил снова, и, действительно, очень приятным, каким-то бархатным голосом:
— Что это вы делаете?
Не поднимая головы, она ответила:
— Шью рубашку для брата…
Она не видела усмешки, скользнувшей по губам незнакомца.
— У вас взрослый брат?
— О нет, он десятью годами моложе меня…
— Значит, вы — самая старшая?
— Да.
— Но в том, что вы говорили о вашей семье, я заметил пропуск… пробел… Вы говорили — мой отец, я и младшие дети… А мама?
Она помолчала и потом тихо ответила:
— Вот уже четыре года как у нас нет матери… умерла.
— И вы заменяете ее вашей семье?
Продолжая шить с опущенной головой, она ответила:
— Я стремлюсь заменить ее… Я бы очень хотела… насколько возможно…
Шутливая улыбка исчезла с лица незнакомца. Он теснее прижался к решетке и минуту спустя продолжал:
— Я вижу, у вас в корзинке книга… Вы любите чтение?
— Да, я очень люблю читать.
— Что же это за книжка?
Он протянул руку сквозь решетку.
Она, колеблясь, подала ему книгу.
Нет, в самом деле, чего ему надо? Стоит себе и стоит! Разговаривает и разговаривает! И не говорит, кто он такой! Это невежливо… А, с другой стороны., он очень вежлив!
Переплет книжки был дешевый и вдобавок истрепанный. Да и вся книга была тоже истрепана. Как видно, ее многие читали и по многу раз. Незнакомец открыл ее и остановился на строчках, помеченных карандашом.
— Это вы подчеркнули эти строки?
— Да, — тихонько ответила она.
— Они вам так нравятся?
И он вполголоса начал читать подчеркнутые стихи:
Он читал вполголоса, однако читал прекрасно.
На девушку это произвело сильное впечатление.
Никогда еще в жизни она не слышала, как декламируют стихи, а голос чтеца был бархатный, проникнутый лаской и как бы с грустью где-то в глубине.
Он замолчал на минуту, подумав: «И далек же я от Ларошфуко!.. В совершенно противоположной стороне…»
А затем продолжал чтение:
У нее непонятно почему стали навертываться на глаза слезы.
Это случалось с ней всякий раз, когда она слушала музыку, что бывало очень редко.
Ей сделалось невероятно стыдно, а уж заодно она и рассердилась немножко.
Что же это такое наконец? Он не только разговаривает с нею, но даже читает ее книгу, как будто они уже целый век знакомы друг с другом. А ведь все еще не назвал себя!
Но вот она собралась с духом и, сложив на коленях руки с работой, спросила его с серьезным и даже суровым выражением лица:
— Вы живете далеко отсюда?
Она почувствовала, что спросила громче, нежели хотела, и что при этом чересчур уж сдвинула брови. Но это всегда так бывает: когда нужно поступить смело, никогда не угадаешь меры.
Он оторвался от книжки и довольно небрежно ответил:
— Очень близко.
Потом прочел еще два стиха:
И точно решившись на что-то во время чтения последних стихов, он закрыл книжку и, кланяясь, промолвил:
— Я все еще не представился вам. Не думал я, что наш разговор так затянется. Но теперь мне уже хочется, чтобы ом не был последним.
Он опустил на минуту глаза, подумал, а затем окончил:
— Я — Юлий Пшиемский, и живу вон в том большом доме…
И он указал на княжескую виллу. Девушка повеселела.
Она чувствовала, что требования приличия удовлетворены, хотя и была несколько удивлена:
— А я-то думала, что в этой вилле никто не живет!
— Да, кроме прислуги, никто до сих пор и не жил. Но вчера прибыл сюда на время сам ее владелец.
— Князь? — воскликнула она.
— Да, князь, и он поживет здесь немного, у него тут дела.
Она подумала и нерешительно спросила его:
— А вы прибыли с князем?
— Да, — ответил он, — я приехал с князем Оскаром.
— Вы, должно быть, в гостях у князя?
— Нет, я из числа его домашних, езжу с ним и состою при нем всегда и везде…
Он остановился на мгновение и прибавил:
— Я свой человек у князя и его самый близкий друг.
Она подумала: вероятно, секретарь или управляющий князя. Ей было известно, что знатные господа держат управляющих и секретарей.
Впрочем, что она могла знать о том, какие должности бывают при княжеских дворах! Вероятно, немало там разных должностей…
Но ей было приятно, что человек, с которым она сейчас познакомилась, не был княжеским гостем. Она не знала, почему это ее обрадовало, но только, действительно, обрадовало.
— А князь еще молод? — спросила она.
Пшиемский с минуту помолчал в нерешительности, а потом с улыбкой, показавшейся ей странной, ответил:
— И да и нет. Он живет не слишком долго, но уже много испытал.
Она сочувственно кивнула головой.
— О да! Воображаю себе, сколько ему довелось испытать счастья и всяких удовольствий.
— Вы так полагаете?
— Конечно! О боже, он так богат; он может делать всегда все, что ему заблагорассудится.
Небрежно перелистывая книгу тонкими пальцами, он ответил:
— Но его несчастье, в том, что… очень многое перестало ему нравиться.
На мгновенье она задумалась.