«Декорацию шатра разработали, исходя из принципов Гордона Крэга (Англия и США), Рейнхардта (Германия) и Роберта Джоунса (США). Это было подлинное нововведение в кино. <../>
3 апреля 1922 года, в 7 часов утра Дуглас Фэрбэнкс, облаченный в рыцарские доспехи, стоял на съемочной площадке и повторял первую сцену с Уоллесом Бири, игравшим короля. К 9 часам все было готово. Оркестр из двенадцати музыкантов заиграл бодрую мелодию. Оператор Артур Идесон и второй оператор Чарлз Ричардсон навели камеры. Алэн Дуэн передал через мегафон последние указания. Миссис Вудс, которой предстояло записывать последовательность эпизодов, открыла громадную, чистую еще тетрадь и приготовилась вписывать в нее все, что будет сниматься. Алэн Дуэн скомандовал:
— Свет! Музыка! Камеры!.. Мотор!
В этот день отсняли шесть дублей первой сцены «Робина Гуда».
В репортаже хорошо передана рабочая атмосфера в Голливуде тех времен: оркестр непременно наигрывал мелодию, задававшую ритм актерам и тон эпизодам; режиссер с мегафоном, напоминающим гигантскую клоунскую трубу; девушка — помощник режиссера *, нововведение в Голливуде; две камеры — для одновременной съемки сцены и для получения двух негативов (второй— для экспорта или на случай аварии). Некоторые сцены снимались под разными углами для облегчения последующего монтажа и ускорения работы.
Для управления массовкой Алэн Дуэн использовал самый большой мегафон в истории немого кино — три метра в длину.
Работа над этим суперфильмом продолжалась четыре месяца, и первый монтажный вариант показали съемочной группе 10 августа 1922 года, то есть менее чем через месяц после съемки последних сцен.
* Русскому выражению «помощник режиссера» соответствуют английские «script-girl» и «continuity-girl», так как эту должность обычно исполняли женщины.— Примеч. ред.
Следует отметить превосходную операторскую работу Артура Идесона. Он умело скадрировал исключительную высоту декораций (к тому же еще увеличенную с помощью трюковой съемки) — внизу кадра толпились крохотных размеров люди, подавленные башнями и высоченными стенами. Журналист Альбер Бонно писал в «Синэ-магазин» (март 1923 года): «Великолепные съемки «Робина Гуда» отличаются невероятной глубиной и рельефностью. Новые приемы позволили насладиться умелыми и удачными световыми эффектами. В фильме мало крупных планов, он состоит в основном из общих планов, где используется самое различное освещение. Отбытие крестоносцев можно отнести к разряду кинематографических чудес. Воины идут и исчезают вдали, но границу их исчезновения установить не удается».
В рекламных сообщениях указывалось, что этот суперфильм обошелся в полтора миллиона долларов. Дуглас Фэрбэнкс мог раствориться в громадной толпе и в окружении гигантских декораций. Ведь ни в «Зорро», ни в «Трех мушкетерах» не было ни такого большого количества статистов, ни столь крупных декораций. Алэн Дуэн, снимавший Фэрбэнкса для «Трайэнгл-файн-артс» и дешевые вестерны и комедии для «Парамаунт», никогда не ставил фильмов такого размаха. Не считая «Нетерпимости» и «Сироток бури», весь опыт Голливуда в «съемках с размахом» ограничивался фильмом «Царица Савская» (режиссер Дж. Гордон Эдварде, 1921), поскольку «Робин Гуд» намного превзошел первые «исторические» эссе Сесиля Б. де Милля — «Жанну д'Арк» и «Завоевателей» *.
В фильме, где он играл главную роль, Дугласу Фэрбэнксу удалось выделиться из окружающих его людей и архитектурных сооружений. Фильм не устарел и тридцать лет спустя. Его роскошь и бахвальство немного угасли, но в картине не ощущается та несколько снисходительная холодность, которая проглядывает в «Трех мушкетерах» сегодня. Декорации не сдерживают энергии главного героя, наоборот, они помогают ему показать себя. Он ведет борьбу с тяжеловатым Ричардом Львиное Сердце (Уоллес Бири, его партнер по двум или трех фильмам), а особенно — с коварным принцем Жаном
* «Жанна д'Арк» — французское прокатное название фильма «Жанна-женщина» (1916); «Завоеватели» — французское прокатное название фильма «Женщина, забытая богом» (1917).— Примеч. ре'д.
(Сэм де Грасс) и влюбляется в прекрасную принцессу Марианну (Энид Беннет). Этот Робин Гуд, с короткой бородкой и в шляпе с пером, весело переносится на. веревке с одного конца замка на другой, всегда поражает цель стрелой из лука, нападает со своими компаньонами изШервудского леса на всадников и берет их в плен, одним ударом скидывает с лестницы полсотни человек. ..Иногда эта эпопея наводит на мысль о новых «Приключениях барона де Крака». Но Дуглас не превратился в .супермена, поскольку грубовато подсмеивался над собственным персонажем. В марте 1923 года Рене Клер писал:
«Средние века в фильме Фэрбэнкса изображены, на мой взгляд, не хуже, чем в исторических книгах. <...]>
Забудьте факты, смотрите «Робина Гуда» словно балет, феерию. Пусть ваш взгляд хоть на секунду потеряет предвзятость. Любуйтесь совершенством движений и же.стов — кинематограф возник для их записи. «Робин Гуд» — это движущийся лес хоругвей, скачки закованных в броню лошадей, танец свободных людей в лесу, преследования в громадном замке, прыжки через реки, леса, страны... Может, вы полагаете, что сама вековая легенда ближе к действительности? Она ни точнее, ни лиричнее.
Неправдоподобные ситуации, невероятные подвиги, к которым нас приучил Дуглас в предыдущих фильмах, здесь оправданы и прекрасно сочетаются с духом фильма».
Несомненно, этот «толстый» альбом великолепных картинок для подростков весьма далек от прекрасной легенды о благородном разбойнике, стоящем во главе мятежа крестьян против феодалов. Однако в фильме ощутим дух народной легенды, и он не впадает в ханжеские нравоучения — толстый монах, брат Такк (Уиллард Луис), симпатичный раблезианский персонаж, издевается вместе с друзьями бродягами над шерифом й знатью.
Фильм неоспоримо имел громадный успех во всем мире и во многом способствовал усилению владычества американского кино в программах многих стран, дав возможность Дугласу Фэрбэнксу приступить на следующий год к съемкам картины «Багдадский вор», действие которой переносило нас на Восток Тысячи и одной ночи. Фэрбэнкс объяснил, почему он решил снять новый •,фильм, в выражениях, которые свидетельствуют о том, что успехи вскружили ему голову («Синэ-магазин», 215 сентября 1924 года):
«Есть нечто фантастическое в тех соображениях, по которым я начал «Багдадского вора». Меня подтолкнули к работе невидимые силы. Это дань людской философии повседневности, признание тайных сил, опровергающих уродливость существования.
Человеческая душа, которая стремится к красоте, пытается возвыситься, находит выход в поистине детской любви к волшебным сказкам и фантазиям, [даже] если борьба за существование оттесняет красоту на задний план. <../>
«Багдадский вор» — история нашей мечты, того, что с нами происходит, когда мы забываем о фантазии. Мы идем к воплощению самых пылких желаний, мы ставим в замешательство своих врагов, мы летим от успеха к успеху и ждем вознаграждения — счастья».
«Отважному сердцу нет преград»... Этот герой Тысячи и одной ночи извлек все возможности из трюковых съемок. Его Багдад частью своих строений иногда напоминал о «Робине Гуде». В этом нет ничего удивительного— Дуглас Фэрбэнкс либо использовал старые декорации, переделав их на восточный манер, либо применил новые трюки или специальные эффекты, известные сегодня как эффекты Шюфтана (перед съемочной камерой располагаются макеты, которые совмещаются с обычными декорациями по оптическим законам) *. Именно таким образом он дополнил средневековую архитектуру минаретами, куполами, крышами.
Эту работу поручили художнику по декорациям Уильяму Кэмерону Мензису (1896—1957), который долгое время был архитектором декораций в «Фэймэс плейере». При подготовке «Багдадского вора» он сотрудничал с Ирвином Дж. Мартином, художником по декорациям «Робина Гуда», и ему удалось стилизовать уже готовые постройки. На стиль «Багдадского вора», с его громадными декорациями, безусловно оказала влияние немецкая школа и Рейнхардт, в' частности эпизод Тысячи и одной ночи в «Усталой смерти» ** (права на которую в Соединенных Штатах приобрел Фэрбэнкс). Но Дуглас Фэрбэнкс расширил область их применения,