— А теперь что вы будете делать?
— То же, что и вы, я полагаю, — ответил тот с улыбкой, — спать. Теперь уже около двух часов. — Но заметив озабоченный вид канадца, он спохватился. — Простите, мой друг, — сказал он ему, — я забыл, что вы предприняли эту длинную поездку сюда, вероятно, для того, чтобы сообщить мне о чем-то важном. Итак, если вы не чувствуете себя слишком утомленным, я разожгу огонь в жаровне, мы сядем возле нее, и я буду вас слушать. Мне вовсе не хочется спать, а теперь время вполне благоприятное для дружеской беседы.
Транкиль покачал головой.
— Благодарю вас за любезность, мой друг, — сказал он, — но поразмыслив, я предпочел отложить наш разговор до завтра. У меня нет серьезного повода, заставляющего меня говорить именно в настоящую минуту, и несколько лишних часов никоим образом не повлияют на события, которых я страшусь.
— Вам лучше знать, мой друг, как вести себя в этом случае. Повторяю вам — я весь к вашим услугам.
— Давайте спать, — ответил с улыбкой канадец. — Завтра, после нашего визита к Черной Птице, мы поговорим.
— Будь по-вашему, мой друг, я не настаиваю. Вот ваша постель, — добавил он, указав Транкилю на подстилку из звериных шкур.
— Редко приходилось мне в прерии иметь такую хорошую постель, — сказал Транкиль.
После этого оба улеглись рядом, положив оружие возле себя, так что стоило им только протянуть руку, чтобы взять его. Вскоре ровное дыхание охотников свидетельствовало о том, что они заснули.
За несколько минут до восхода солнца Чистое Сердце проснулся. Слабый свет проникал в хижину через окна, лишенные занавесок и ставней. Охотник встал, и в ту минуту, когда он намеревался разбудить своего товарища, тот открыл глаза.
— А-а! — воскликнул Чистое Сердце. — Вы спите чутко, мой друг.
— Это старая охотничья привычка, от которой трудно отвыкнуть, разве только если долго жить с вами.
— Что же вам мешает? Если бы это случилось, моя мать и я были бы очень счастливы.
— Не будем строить планов, мой друг. Вы знаете, что мы, лесные охотники, живем только настоящим, и было бы безумием с нашей стороны загадывать на будущее. Мы еще возвратимся к этому разговору, а теперь у нас, кажется, есть дело, не терпящее отлагательства. Нам предстоит выполнить поручение, данное нам Черным Оленем.
— Вы по-прежнему не отказываетесь помочь мне в этом? — спросил Чистое Сердце.
— Конечно! Вожди этого племени приняли меня со слишком большим радушием, чтобы я не захотел с радостью ухватиться за представившийся мне случай высказать им ту живую симпатию, которую я к ним чувствую.
— Если так, пойдемте за вашими товарищами. Вы с ними сядете на лошадей и будете ждать меня; через несколько минут я буду у тех хижин, где они разместились.
— Отлично, — сказал Транкиль.
Оба охотника вышли из домика.
Эусебио также уже покинул свой гамак и, вероятно, отправился хлопотать по хозяйству.
Пожав друг другу руку, охотники разошлись.
На дворе стало совсем светло, занавеси у хижин стали одна за другой подниматься, и индейские женщины начали выходить за водой и дровами, чтобы приготовить завтрак. Несколько небольших отрядов воинов отправилось из селения в разные стороны: кто ехал на охоту, а кто намеревался объехать лес с целью убедиться, что по соседству не было неприятельской засады.
В ту минуту, когда канадец поравнялся с хижиной совета, из нее вышел шаман — жрец этого индейского племени. Человек этот держал выдолбленную тыкву, наполненную водой, в которой торчал пучок полыни. Шаман взобрался на крышу хижины и повернулся к солнцу. В этот момент глашатай три раза крикнул:
— Солнце! Солнце! Солнце!
Тогда из всех хижин вышли воины. В руках у каждого них, так же как и у шамана, была тыква с пучком воткнутой в нее полыни. Шаман начал бормотать какие-то таинственные слова, которые понимал только он сам, после чего стал кропить пучком полыни на все четыре стороны. Все воины последовали его примеру, затем, по сигналу, данному шаманом, индейцы выплеснули содержимое своих тыкв по направлению к солнцу и закричали в один голос:
— Солнце — видимое изображение невидимого Владыки — защити нас в наступающий день, дай нам воду, воздух и огонь, потому что земля принадлежит нам и мы сумеем ее защитить.
По окончании этой высокомерной молитвы индейцы вошли в свои хижины, а шаман сошел с высокого поста, на котором он находился.
Транкиль, хорошо знавший индейские обычаи, остановился и в почтительной позе стал ждать конца церемонии. Когда шаман исчез в хижине совета, Транкиль продолжал свой путь. Обитатели селения уже смотрели на него, как на своего, женщины улыбались ему и мимоходом ласково приветствовали его, а дети с хохотом подскакивали к нему и кричали ему «здравствуй!» Когда Транкиль вошел в хижину, где были его товарищи, оказалось, что они еще спали. Он разбудил их.