Разговор этот происходил во время летних каникул, когда они перешли на второй курс; и, вероятно, именно тогда Эдди отправился на ферму, где работал Элмер, поглядел на него, здоровенного, всклокоченного, похожего на простого деревенского парня, с закатанными до локтя рукавами рубахи, и, обронив несколько уместных замечаний о погоде, удалился с тем же, с чем и пожаловал…
Бывая дома, Элмер добросовестно старался не перечить матери: почти безропотно шел спать в половине десятого, белил курятник и сопровождал мать в церковь. И все-таки миссис Гентри догадывалась, что сын нет-нет да и пропустит кружечку пива и не очень-то верит истории об Ионе и ките[20], и Элмер с тяжелым сердцем слушал, как она плачет по вечерам, стоя на коленях у изголовья своей пышно взбитой, застланной белоснежным покрывалом, старомодной кровати…
С того дня, как, защищая Эдди в Кейто, Элмер неожиданно объявил себя поборником религии, встревоженный Джим Леффертс с жаром настоящего фанатика пытался удержать друга в стане неверующих.
Он был, пожалуй, еще более неутомим и утомителен, чем Эдди.
Джим убеждал его по вечерам, когда у Элмера слипались глаза, а утром, когда Элмеру полагалось бы готовиться к занятию по истории, Джим читал ему вслух Ингерсолла и Томаса Пэйна.
— Нет, как ты, например, объяснишь такую штуку, а? — приставал Джим. — Вот во Второзаконии сказано, что бог сорок лет подряд гонял еврейчиков по пустыне, а у них даже башмаки не износились. Так прямо и сказано в библии. И ты веришь? А что у Самсона вся сила пропала оттого только, что девка отрезала ему волосы, — в это ты тоже веришь? Да? Думаешь, что волосы могут как-то влиять на силу — так что ли?
Джим метался по душной комнате, отшвыривая стулья ногами, гневно потрясал указательным пальцем. Глаза его, обычно насмешливо-ласковые, лихорадочно горели. Элмер, согнувшись в три погибели, сидел на краю кровати, подперев голову руками, и явно извлекал немало удовольствия из всей этой борьбы за его душу.
В доказательство того, что он по-прежнему стойко держится на позициях вольнодумства, Элмер как-то вечером не без труда перенес вместе с Джимом к административному корпусу небольшую деревянную уборную и установил ее на крыльце у парадного входа.
А после столкновения Эдди с доктором Леффертсом он уж и совсем было успокоился.
Отец Джима, практикующий врач из соседней деревни, плотный, бородатый весельчак, был человеком весьма начитанным и очень гордился своим атеизмом. Это он привил Джиму вкус к неверию и спиртным напиткам и сам послал сына в баптистский колледж отчасти из-за того, что это дешево стоило, а отчасти и потому, что ему было забавно смотреть, как Джим баламутит мирное болото самодовольных и суетливых святош. В тот раз он явился проведать сына в ту минуту, когда Элмер и Джим возбужденно дожидались прихода Эдди.
— Тут этот Эдди грозился зайти, — пожаловался Элмер. — Опять возьмется доказывать, что я прямым сообщением качусь в ад! Ей-богу, доктор, просто не знаю, какая муха меня укусила. Может, посмотрите меня? Как дважды два, анемия или еще что-нибудь такое. Да раньше, если бы Эдди Фислингер только мне улыбнулся — как же, посмел бы он мне улыбнуться, скотина! — и сказал, что он, видите ли, зайдет ко мне, я бы знаете, что ему ответил? Я сказал бы ему: «Черта с два ты зайдешь». И дал бы ему под зад коленом.
Доктор Леффертс замурлыкал себе в бороду, озорно поблескивая глазами.
— Ну и задам я жару вашему другу Фислингеру! Только ты, Джим, ради всех несуществующих святых не делай удивленного лица, когда увидишь, что твой почтенный папенька стал добрым христианином!
Когда пожаловал Эдди и его познакомили с доктором Лсффертсом, это был уже совсем новый доктор Леффертс, изысканно-любезный, сладкий, который долго и больно пожимал руку Эдди, как водится у политических деятелей, приказчиков и праведников.
— Брат Фислингер, — сказал доктор, — мой сын и Элмер говорят, что вы хотите помочь им постичь библию и приобщиться к истинной вере.
— Да, пытаюсь.
— Душа радуется, когда слышишь такие слова, брат Фислингер. Вы не знаете, какое это горе для старого человека, который уже одной ногой стоит в могиле, у которого осталось одно утешение на свете: молитвы да библия… доктор Леффертс только три дня назад до четырех часов утра просидел со своими закадычными друзьями, мировым судьей и англичанином-скотоводом, за покером и беседой на биологические темы — …какое это для него горе, что его единственный сын, Джеймс Блейн Леффертс[21], неверующий!.. Быть может, вы добьетесь того, чего не смог я, брат Фислингер? Меня-то они считают выжившим из ума фанатиком… М-да… Скажите, ну а вы ведь по-настоящему верите в библию?
21