Выбрать главу

– Не горячо? – вопрошал он, продолжая мылить лицо Чудинова. – Надолго к нам? – Он посмотрел в зеркало и дождался, тюка отражение Чудинова не кивнуло ему. – Душевно рад. Полюбите город. Будьте уверены. Я когда сюда эвакуировался в сорок первом, тут фактически только посёлок был у рудника, а теперь – глядите! А руда у нас какая! – Он достал с полки, где стояли различные банки и флаконы, несколько маленьких образцов руды, – Вам, конечно, известно, какую роль она в войне сыграла? Да и теперь… – Он снизил голос, почти перейдя на шёпот: – Это, конечно, не подлежит оглашению, но мы тут свои. А уж лыжники у нас – самородки буквально! Лыжами интересуетесь?

Чудинов решительно замотал головой, так что даже шматок белой пены слетел у него со щеки на халат парикмахера. Дрыжик озадаченно посмотрел на его отражение, даже голову приблизил к зеркалу, а потом, обернувшись, впервые внимательно вгляделся в лицо Чудинова, как бы не веря.

– Лыжами не интересуетесь? Интересный случай… Ну, знаете, это, будьте уверены, у нас заинтересуетесь. У нас к этому делу тут все пристрастные. – Он бросил помазок, принялся точить бритву о ремень, продолжая через плечо беседовать с отражением Чудинова в зеркале. – Я, если позволите так выразиться, тоже немного отношу себя к этой отрасли, в смысле спорта. Спрашивается, почему? – Намыленный Чудинов молчал, но парикмахер сделал вид, что слышит ответ. – Да, да, вот именно: почему? На то есть свой определённый ответ. В нашей стране должны быть люди, которые могучи душой и, так сказать, если позволите выразиться, телом. Ведь будет безусловно такое у нас общее развитие, что все станут могучие. Через чего? Через спорт, через науку и тому подобное. А вот в смысле наружности? Что же получается, я вас спрашиваю? Кто красоты от природы не имеет, тот, выходит, всегда будет отстающим в таком смысле? А вот тут уж являемся мы. Кто мы, спрашивается? Да, вот именно, кто?.. Работники гигиены и красоты. Возможно, я ошибаюсь, но у меня сильно вокруг этого мысль крутится… Что это у вас здесь? Порез, шрам? Напрасно так относитесь. Я одному, тоже, между прочим, инвалиду, – Дрыжик понимающе глянул под кресло на ногу клиента, – тоже, я говорю, инвалиду, абсолютно его физиономию восстановил. – Он продолжал орудовать бритвой, – Беспокойства не ощущаете? Браться допускаете для упора? – Он осторожно взял Чудинова за кончик носа. – Человек вы молодой сравнительно… Если не ошибаюсь, холостой? Тем более надо к себе снаружи внимательно относиться. Могу дать крем, даёт сглаживание. Вы не подумайте, что это какое-либо такое я вам предлагаю, якобы в смысле: наше – вам, ваше – нам. Я это исключительно безвозмездно, лишь ради научного интереса, даже за посуду не беру. Я тут заодно всем спортсменам нашим мази особые для лыж составляю. Секретную, по особому рецепту, таких нигде не найдёшь.

Он снова намылил густой пеной физиономию Чудинова. В это время с улицы донеслись детские голоса, тоненько и старательно выводившие какую-то песенку. Чудинов увидел через окно, отражавшееся в зеркале, шедших парами ребятишек. Они были одеты все, как один, в оранжевые тулупчики и башлычки из верблюжьей шерсти. Это делало их похожими на маленьких гномиков. Старательно, с перевалочкой двигались ребята на маленьких лыжах. «А вот и Белоснежка с гномиками спустилась с гор», – подумал Чудинов, увидев сопровождавшую ребят стройную лыжницу. Что-то неуловимо знакомое было в её фигуре.

Но Дрыжик проследил взгляд клиента, ещё раз беспокойно присмотрелся к нему и решительно схватил со стола пульверизатор.

– Освежить? – И, не дожидаясь ответа, он обдал лицо Чудинова распылённой струёй одеколона.

Тщетно тот пытался сказать что-то, жмурился, мотал головой, надувая щёки и плотно сжимая губы, – одеколон уже попал ему в рот.