Она лежала в своей собственной постели прямо на двух набитых соломой матрасах, безо всяких простыней. Они были шершавыми, и маленькому нежному тельцу, ставшему таким чувствительным от сыпи и отеков, должно быть, причиняли страдания эти грубые чехлы из пакли.
Странно, но каждый раз, когда Ян видел, как она мечется в постели, он начинал думать о самой роскошной вещи, которой он обладал, — о своей воскресной рубашке.
У него была всего одна такая рубашка, из сверкающего белизной полотна с крахмальной манишкой. Она была настолько хорошо пошита, что могла бы сгодиться и для заводчика из Дувнеса, и Ян испытывал к ней глубокое почтение. Вся остальная одежда, которой он пользовался, была так же груба, как чехлы матрасов, на которых лежала девочка.
Но думать об этой рубашке было безумием. Катрина ни за что на свете не пойдет на то, чтобы позволить ему испортить ее, потому что сама подарила ему эту рубашку к свадьбе.
Катрина и так делала все, что было в ее силах. Она одолжила у Эрика из Фаллы лошадь, закутала малышку в шали и одеяла и отвезла ее к врачу. Поступила Катрина разумно, но Ян не видел, чтобы от этого была какая-нибудь польза. Не помогли ни большая бутыль микстуры, которую она привезла из аптеки, ни все остальное, что прописал доктор.
Может быть, дело было в том, что человеку не дано сохранить такой удивительный дар, каким была эта маленькая девочка, если он не готов пожертвовать ради нее лучшим, что у него есть. Но не так-то легко было заставить такого человека, как Катрина, понять это.
В один из дней, когда девочка болела, в избу зашла старуха Финн-Карин. Она, как и все в ее роду, разбиралась в том, как лечить болезни животных, и могла пригодиться, если надо было заговорить ячмень на глазу, нарыв или ядовитый укус. В отношении других болезней ей особенно не доверяли. Считалось, вроде бы, что неправильно просить у знахарки помощи при серьезных недугах.
Когда она вошла в избу, то сразу увидела, что ребенок болен. Катрина сказала ей, что у девочки скарлатина, но никто не попросил у нее доброго совета.
Она все равно заметила, что родители напуганы и взволнованы, и когда Катрина угостила ее кофе, а Ян дал ей табаку, она, не дожидаясь никаких вопросов, сама сказала:
— Вылечить эту болезнь не в моих силах. Но я хотя бы могу научить вас, как распознать, идет ли дело на поправку или к смерти. Дождитесь сегодня ночью двенадцати часов, соедините в кольцо большой палец и мизинец на левой руке и глядите через это кольцо на малышку! Обратите внимание на того, кто будет лежать рядом с ней в постели, и тогда узнаете, чего вам ждать!
Катрина любезно поблагодарила ее, ибо с такими людьми лучше держаться почтительно. Но она и не собиралась делать того, что ей было велено.
И Ян тоже не придал совету никакого значения. Он не думал ни о чем другом, кроме рубашки. Если бы он только не боялся Катрины! Но просить у нее разрешения разорвать свадебную рубашку было просто невозможно. Девочке от этого легче не будет. Он это понимал. А если ей все равно суждено умереть, то это и вовсе бессмысленно.
Когда настал вечер, Катрина легла спать в обычное время, а Ян не мог успокоиться и заснуть, и поэтому, как всегда, сидел в своем углу. Он видел, как лежит и мучается Клара Гулля. Постель у нее была слишком грубая и жесткая. Он подумал, как было бы чудесно, если бы он мог постелить ей что-нибудь прохладное, красивое и приятное.
Свежевыстиранная и неношеная рубашка лежала в сундуке для одежды. Ему больно было сознавать, что она там лежит, но было бы нечестным по отношению к Катрине использовать ее подарок как простыню для малышки.
Как бы там ни было, когда время приблизилось к полуночи, а Катрина спала самым что ни на есть глубоким сном, он подошел к сундуку и вынул рубашку. Сперва он отодрал крахмальную манишку, а затем разорвал рубашку на две части. Одну часть он подсунул под маленькое тельце, а вторую разостлал между девочкой и толстым теплым одеялом, которым она была укрыта.
Потом он снова заполз в свой угол и стал, как и прежде, наблюдать за девочкой. Он просидел совсем недолго, и часы пробили двенадцать. Почти не сознавая, что делает, он поднес кольцо из пальцев левой руки к глазам и посмотрел на кровать.
И надо же! На краю кровати сидел маленький голый ангелочек Господень. Он весь исцарапался и искололся о грубую постель и уже, конечно, собирался уйти прочь от всего этого. Но вот он обернулся, пощупал чудесную рубашку, провел по полотну обеими ручками и тут же, закинув ножки на кровать, снова улегся охранять ребенка.
А по одной из ножек кровати в это же самое время вверх ползло что-то черное и ужасное. Когда оно увидело, что ангел Господень собирается уходить, оно высунуло голову над изголовьем кровати и ухмыльнулось от радости, что сможет залезть в постель и лечь на его место.