— Скорее чаю!
Гость ничуть не удивлялся и был очень доволен.
Эту фразу — «скорее чаю!» — сосед Поль выучил прежде всего, даже прежде, чем «карашо» и «нитшево».
Дожидаясь Кати на лестнице, он кричал в дверь:
— Скорэтшаю!..
Что, собственно говоря, это значит, он не спрашивал. Он, кажется, считал эти слова чем-то вроде боевого клича.
Удивляло его, кажется, больше всего то, что Катя, работая, поет. Француженки работают серьезно. Старухи ворчат, молодые кряхтят. Никто не поет.
Из Катиных песен больше всего понравилось ему:
«Пойдем, Дуня, Дунюшка, Во лесок, во лесок. Сорвем, Дуня, Дунюшка, Лопушок, лопушок. Сошьем, Дуня, Дунюшка, Фартушок, фартушок…»Мотив трудный, переливчатый, слова такие, что их и русскому слуху не сразу ухватить. Ужасно эта песенка соседу Полю понравилась. Сидел он, толстый, красный, на столе, с пряником в руке, и старательно выводил:
— Фахту-шок. Фахту-шок…
Перед Рождеством повела его Катя смотреть игрушки в магазинах.
Было холодно. Соседа нарядили в сестрину кофту и сверху, зашпилив концы, навертели байковый платок. Сосед еле двигался, а когда его посадили, руки и ноги у него торчали прямо, не сгибаясь, как у деревянной куклы.
В автобусе две дамы громко разговаривали по-русски. Ухо соседа уловило знакомые звуки:
— Это русский автобус? — спросил он у Кати.
В окнах магазинов любовались «Пэр Ноэлями» и маленькими яслями с младенцем Христом.
— У маленького Иисуса два отца? — спросил сосед.
— Что за пустяки! — сказала Катя. — Отец всегда один.
— А у него два, — упрямо сказал сосед. — Святой Иосиф и Пэр Ноэль.
Потом вздохнул и прибавил:
— Вы русские, вы этого не понимаете.
Спросил, почему русский Пэр Ноэль приходит на две недели позже?
Катя не знала, что ему ответить, чтобы он понял. Но он не стал долго ждать и сам объяснил:
— Конечно, вашему Пэр Ноэлю нужно время, чтобы прийти из Москвы.
Полюбовавшись на витрины больших магазинов, отправились в кондитерскую.
В кондитерской полным-полно нарядных детей. Сидят, только носы торчат над столом, но едят чинно, щек не замазывают, на скатерть не проливают. Сосед вдруг сконфузился:
— Это ничего, если я тоже сяду? — тихонько спросил он у Кати.
Пирожное выбрал для себя попроще, без крема:
— Я боюсь, что крем шлепнется на пол, и они начнут надо мною смеяться…
Сосед оказался самолюбивым. Для спасения своей чести пожертвовал кремом. Сильный характер.
Перед кондитерской ходил по тротуару ряженый Дед Мороз с елочкой в руках. Дети кричали ему свои желания. Матери слушали, кивали головой, — но он-то тут совсем ни при чем. Пэр Ноэль все сам припомнит, кому чего хочется.
Сосед не посмел прокричать свои желания. К тому же их было так много, что все равно не успеешь. Он вообще желал всего, что просили другие дети, да кроме того, и всех тех диковинных штук, которые были у «Лерюссов». Но, конечно, его очень мучило, что он не посмел попросить. И он был очень несчастен. Хорошо, что Катя догадалась в тот же вечер написать русскому Пэр Ноэлю. Тот принесет все, что сможет с собой захватить. Настоящую железную дорогу, которую заказал сосед, пожалуй, не сможет, но барабан притащить нетрудно. И чудесный флакон из-под бриллиантина, наверное, тоже прихватит. Словом, жизнь будет еще прекрасна.
В сочельник вечером востроносые соседовы сестрички живо вычистили свои башмаки и поставили их у камина.
Бедный Поль долго сопел над своими стоптанными и грязными башмачонками. Отчистить их было трудно. Девчонки хихикали, что в такие башмаки можно положить только розгу. Сколько сосед ни крепился, пришлось зареветь. Вся надежда оставалась на русского Пэр Ноэля, который, говорят, и без башмаков приносит подарки. У «Лерюссов» всегда все чудесное.
После праздников произошла катастрофа.
«Лерюссы» уехали.
Он, папа-лерюсс, нашел место. Вот они и уехали.
Сосед получил подарки. Корзинку из-под кота, флакон из-под бриллиантина, четыре восковых спички, чудную граненую пробку от разбитого графина и карманное зеркальце, которое может, по словам Кати, пригодиться, когда сосед женится. Для молодой жены.