Веселый шансонье бежит дальше. Дрожат его щуплые плечи. Он на ходу пересыпает на ладонь мелочь из шляпы.
— Около двух франков…
Так мало, кажется, еще никогда не было. И кашель, кашель. Может быть, снова грипп. Allons rigoler[20].
«Cousine, cousine! T'es fraiche…»Наверное грипп. Merci, jeune homme!
Дама с картонкой говорит по-русски.
— Они обещали купить, сами назначили прийти ровно в три. А швейцар говорит, что уехали утром. Мы шили всю ночь. Крепдешин купили самый дорогой…
— Совсем уехали? — спрашивает собеседница.
— Совсем. В Америку.
— Вытрите глаза. На нас смотрят.
— Я рассчитывала послать немножко в Москву Сереже. Думала — купить себе хоть хлебца.
— У вас пудра есть? Неловко. На нас смотрят.
Смешная оригиналка с попугаем на плече подняла голову. У нее серое, давно немытое лицо и мертвые, светлее щек, глаза.
— Гарсон! — позвала она. — Гарсон!
Она хотела платить.
И вдруг ее же голос, но полный невыразимой муки, громко и страшно закричал:
— Je ne te reverrai jamais! Ah que je souffre![21]
Это кричала птица.
Так кричат попугаи слова, которые очень часто слышат.
Веселое солнце прыгает по столикам веселого кафе.
Волей Непостижимого созванные статисты играют свои веселые роли.
Мой маленький друг
Не каждый может похвастаться, что у него есть друг на всю жизнь.
У меня есть.
Мой друг черноглаз, молод и прекрасен. Ему пять лет. Он носит клетчатую юбку в двадцать пять сантиметров длины, подстриженную челку и круглый берет.
В дружбу его я верю.
Вчера, когда его отвозили в школу, куда-то за Париж, он сказал матери:
— Передай ей (это значит мне), что я ей друг на всю жизнь.
Это было сказано очень серьезно, и не верить нет никаких оснований.
Познакомились мы в прошлом году. Друга моего привезли из Лондона с настоящим английским паспортом, с первой страницы которого в радостном изумлении глядят четыре круглых глаза: это портрет моего друга с кошкой на руках. На следующей странице написано, что паспорт выдан мисс Ирен Ш. с правом разъезжать по всему Божьему миру без всяких виз. Я позавидовала и мисс, и кошке…
Порог моей квартиры переступила эта самая мисс, уцепившись одной рукой за юбку матери, а другой прижимая к себе большую книгу — сказки Андерсена.
Окинув меня зорким взглядом, сказала деловито:
— Я вас могу очень легко обратить в лебедя.
Этот проект, конечно, страшно меня заинтересовал.
Обычно гости, входя в первый раз в мой дом, говорят такую ненужную дребедень, что даже не знаешь, что и ответить.
— Мы давно собирались…
— Как вы мило устроились…
— Мы столько слышали…
Отвечаешь по очереди:
— Благодарю вас.
— Вы очень любезны.
Иногда и некстати. Спросят:
— Вы давно на этой квартире?
Ответишь:
— Вы очень любезны.
Спросят:
— Как вам удалось найти?
Ответишь:
— Благодарю вас.
Но ведь первые любезности журчат так одинаково, что никому и в голову не придет в них вслушиваться.
А тут вдруг сразу такое деловое предложение. И видно, что человек опытный, — одного беглого взгляда было достаточно, чтобы оценить во мне самый подходящий материал для производства лебедей.
— Как же вы это сделаете? — спросила я с интересом.
— Очень просто, — ответил мой будущий друг, влезая всем животом, локтями и коленями на кресло. — Очень просто: я пришью вам гусиное лицо, куриную шею, а в руки натыкаю перьев из подушки.
Гениальная простота изобретения поразила меня.
Я пригласила гостью сесть.
Гостья села, сейчас же открыла своего Андерсена и стала читать вслух. Читала плавно, иногда чуть-чуть улыбаясь, иногда щуря глаза, вглядывалась в строки. И странное дело — случайно подняв голову и заметя на столе варенье, с интересом на него уставилась, а голос продолжал так же плавно читать. Тут-то и выяснилась удивительная штука: будущий друг мой оказался особой абсолютно безграмотной, но обладающей феноменальной памятью, и читал сказки наизусть.
Познакомившись поближе, мой друг усаживался иногда на диван, закидывал ногу на ногу и принимался читать мне вслух газету. В газете, конечно, много места уделялось политике.