— Я не понимаю, что такое азимут.
— Азимут есть угол, образуемый вертикалом, — начал Василий-второй, покраснел, заморгал и смолк.
— Скажите, — спросила Лиза, весьма довольная смущением Кошкина. — Скажите, вы не находите, что я слишком бледна?
— Н-нет. Я вообще никогда ничего не нахожу.
Он кашлянул, хотел даже высморкаться, но, взглянув на свой казенный носовой платок, раздумал и только посмотрел на Лизу умоляющими глазами. Не добивай, мол.
— Я бледна оттого, что всю ночь изучаю мировую литературу. Я сейчас читаю Ардова «Руфину Коздоеву», — сказала Лиза тоном светской красавицы и поболтала ногой. — Итак, — продолжала она, — азимут есть угол, образуемый… Впрочем, мы еще успеем. Расскажите лучше о ваших товарищах. Кто у вас в классе самый красивый?
Василий-второй, запинаясь и краснея, отвечал, словно на экзамене по невыученному билету.
— Так, значит, самый красивый князь Пещерский? — спрашивала Лиза. — А кто самый старший?
— О-он же. Он самый старший. Ему уже восемнадцать.
— Так. А кто у вас самый глупый?
— Т-тоже он. Мы его называем принц Иодя. Это сокращенное от идиот.
Лиза кокетливо покачала головой.
— Ай-ай-ай! Как зло! И держу пари, что это вы придумали. Да, да, да. Я сразу заметила, что вы ужасно злой и остроумный. Вы весь такой — уксус, перец и соль. И не смейте спорить. Я вас поняла.
Василий-второй стал истерически смеяться, взволнованный и счастливый.
Тогда Лиза взяла с дивана подушку с вышитой гарусом собачкой, положила ее стоймя себе на колени, обе руки перекинула, как лапки у собачки, и прижалась к ним лицом.
— Которая собачка вам больше нравится?
— Га-га-га! — восторжено хохотал Василий-второй.
— Поцелуйте лапку у той, которая вам больше нравится.
Кошкин чмокнул Лизину руку.
— Однако, — строго остановила его Лиза. — Вы забываете об азимуте. Азимут есть угол, образуемый… чем?
Морской кадет Василий Кошкин-второй приходил по субботам и по воскресеньям. Занимались космографией. Лиза уже знала, что азимут есть угол, образуемый вертикалом, проходящим… дальше уже не так было ясно. Но тут кадет заболел воспалением легких и прислал своего товарища, князя Пещерского, принца Иодю.
Принц Иодя был действительно очень красив. Высокий, белокурый, с античным профилем.
— Я не понимаю, что такое азимут, — сказала ему Лиза, прищурившись, как тигрица, и болтая ногой, как львица.
— Азимут есть угол, — отвечал Иодя. — Разве Вася Кошкин вам этого не говорил?
— Нет, — сказала Лиза. — Он забыл.
Потом взяла подушку с вышитой собачкой, положила ее на колени, прижалась лицом.
— Которая собачка вам больше нравится?
Иодя вытянул губы и поцеловал по очереди обе ее руки.
— Какой вы хитрый! — сказала Лиза. — Я с первого взгляда поняла, что вы очень хитрый и умный.
Иодя грустно улыбнулся.
— Да, я знаю, что я умен, — сказал он. — Ничего с этим не поделаешь. Это даже неудобно. Все сразу поймешь, а потом и стоп. Потом и делать нечего. Вы тоже умная? — деловито справился он.
— Да, я тоже.
— Вот как мы друг к другу подходим. Только я, к сожалению, решил жениться на моей троюродной кузине, на Вале Пещерской. Ужасно досадно.
— Вы в нее влюблены?
— Нет. Я в любовь не верю. У меня холодный анализирующий ум. Я ее анализировал и решил, что на ней следует жениться. К ней перейдет все состояние дяди Були. И потом она тоже умна. Мы вместе катаемся на коньках.
Он посмотрел на Лизу внимательно и прибавил:
— Ужасно жаль, что я вас так поздно встретил на своем пути.
— А сколько лет вашей кузине?
— Около тридцати пяти. Но она еще очень моложава.
— А она согласна?
— Да. То есть она ничего не знает, но я уверен, что она согласится.
На второе воскресенье принц не пришел. Он был оставлен без отпуска. Заменить его явился маленький черненький желчный мальчик, Костя Ирбитов.
— Я обещал эту услугу своим товарищам, — холодно сказал он.
Лиза решила, что долго тянуть с таким мальчишкой не стоит, сразу сощурила глаза, положила подушку на колени и спросила:
— Которая из двух собачек вам больше нравится?
— Конечно, вышитая, — ответил мальчик, не задумываясь, и прибавил: — она естественнее.
Лиза натянуто засмеялась, отбросила подушку и сказала:
— Я не понимаю, что такое азимут.
— Да, мне уже говорили. Если вы такая тупица, так я запишу вам в тетрадку и попрошу к следующему разу вызубрить. Если же вы не будете знать, то значит вообще вам учиться не к чему. Идите в портнихи. Теперь давайте заниматься.
«Нахал! — думала Лиза, бледнея со злости. — Идиот плюгавый! Воображает, что я дура. Сам дурак».
— Вы слушаете, что я вам говорю? — строго спрашивал мальчик. — Повторите, что я сказал.
— Я не расслышала.
— Вы к тому же еще и глуховаты?
— Что значит «к тому же»? К чему, к «тому же»? — лепетала Лиза, чувствуя, что у нее от обиды дергаются губы.
— Не будем отвлекаться посторонними беседами, — спокойно ответил обидчик. — Мой друг Вася Кошкин лежит больной и попросил меня заменить его и подготовить вас к экзамену по космографии. Я ему обещал и постараюсь обещание исполнить. Конечно, не все зависит от меня. Если окажется, что вы окончательно неспособны усвоить то, что ежегодно усваивают тысячи дур, сдающих выпускные экзамены, то тут уж я ничего не могу поделать.
Лиза приняла самый надменный вид и сказала:
— А почему вы думаете, что я желаю проделать все, что проделывают ежегодно тысячи дур?
Сердитый мальчик нахохлился и молчал.
— Я, может быть, не желаю, — продолжала Лиза.
Ирбитов встал и обдернул мундирчик.
— В таком случае разрешите откланяться, — сказал он и щелкнул каблуками.
Лиза томно подала ему руку.
Он вышел из комнаты.
«Неужели так и уйдет?» — с ужасом думала Лиза, прислушиваясь к его шагам.
Вот щелкнула входная дверь. Кончено. Ушел. Неужели так и не вернется? Какой негодяй! Оскорбил женщину и чувствует себя героем. Ну так подожди же. Ты думаешь, что я не могу? Ну так я ж тебе докажу!
Василий Кошкин-второй, гордый своим новеньким мичманским мундиром, сидел перед Лизой.
— Да, я кончила с золотой медалью, — говорила Лиза. — Теперь поступаю на медицинские курсы.
Подумала и спросила подчеркнуто равнодушным тоном:
— А этот ваш товарищ, такой глупенький, — Ирбитов, Арбатов, не помню его фамилии. Он обо мне не спрашивал?
— Нет, кажется, не спрашивал.
— Так вот, если спросит — так вы ему скажите, что я окончила с золотой медалью.
Самые длинные дни человеческой жизни — дни детства. Потом человек растет, а дни его уменьшаются. И совсем уже быстро «мчатся кони Феба под уклон».
И вот на таком уклоне встретились Лиза Вербе и Василий Кошкин-второй.
Лиза Вербе, женщина-врач, заведующая хирургическим отделением, и Кошкин-второй, адмирал в отставке.
Адмиралу лечили контуженную ногу.
— Скажите, сударыня, — спросил адмирал. — Вы не родственница Елизаветы Сергеевны Вербе? Друга моей юности?
— Я и есть эта самая Вербе.
— Хе-хе! Кто бы подумал. А меня не узнаете? Вася Кошкин.
— Кадет Вася. Трудно, конечно, узнать.
— А помните, как мы вас обучали космографии? Хе-хе! И я, и Пещерский, и Ирбитов.
— Как вы сказали? Пещерский? Орбитов? — Нет, таких не помню.
— Помните азимут? Азимут…
— Азимут? Нет, тоже не помню. Это что же, кто-нибудь из ваших товарищей?