Симонов открыто хвастал, что скоро он сам явится в гости к Твердовскому и повесит его на городской каланче.
Но Твердовский по-прежнему молчал. Он даже уехал из города повидаться с женой и сыном, которых не видел два года, и передал командование дивизией на время своего отъезда Володе.
Прослышавшие об этом зеленые издевались:
— Поехал, краснопузый, у бабы храбрости набираться. С нами биться кишка тонка!
Но спустя десять дней Твердовский, веселый и загорелый, появился в штабе дивизии, радостно встреченный Володей.
— Здравствуй, Иван! Ну, как съездил? Как Тоня? Как малыш? — любовно расспрашивал он Твердовского, оставшись с ним наедине в штабе.
Твердовский молча положил руки ему на плечи.
— Дурень ты, Володя! Ты думаешь, я был у Антонины?
Володя молча глядел на своего начдива недоумевающими глазами.
— Ты что ж думаешь, что я могу бросить дивизию в такое время и уехать к жене? Да как ни люблю я Антонину, а никогда этого не сделал бы.
— А где ж ты был? — ахнул Володя.
— Где был — там нет. А был я в самом волчьем логове у Симонова.
— Что ты говоришь?
— А вот то самое. За ручку с ним держался, даже очень ему, сукину сыну, по сердцу пришелся. Он меня уговаривал к себе полком командовать.
— Тебя? Твердовского?
— Ну, зачем Твердовского! Не Твердовского, а Шляпкина, так я там назывался. Зато теперь я их в два счета кончу. Они тем сильны, что в каждом селе у них имеется свой комендант от Симонова. Они шпионят за каждым нашим передвижением, и чуть мы шаг сделаем — им все известно. А коменданты перед Симоновым дрожат и боятся его как черта, хоть никогда в глаза не видели, потому что он им никогда не показывался. Словом, я тебе вечером расскажу, что делать, а пока пойду сосну. Всю ночь не спал, ехавши.
Зубной врач Шликерман отпустил последнего пациента из своей холодной конуры, гордо носившей название кабинета, и складывал инструменты в ящик, когда услыхал у дверей резкий звонок. Он подошел к двери с возможной осторожностью — в городе были часты налеты — и спросил, что нужно посетителю.
— Здесь живет зубной врач? — раздался голос из-за двери.
— Здесь, а что такое?
— Пациент.
— Но позвольте, что значит пациент? — заволновался Шликерман, — для пациентов же есть прием. Он уже кончился, какие могут быть пациенты?
— Откройте, доктор! Я хорошо заплачу. Не деньгами, а продуктами. Маслом и бараниной.
Такое щедрое обещание заставило сердце Шликермана смягчиться, и он, еще робея, осторожно открыл цепочку. Пред ним стоял неизвестный в шинели с вещевым мешком на спине.
— Пройдите в кабинет, — с достоинством сказал Шликерман и, пропустив пациента, зажег опять погашенную лампочку у кресла.
— Садитесь! Что у вас такое?
Незнакомец ткнул пальцем в передний резец на верхней челюсти.
— Сюда золотую коронку.
Шликерман осмотрел зуб и пожал плечами.
— Но это же совсем здоровый зуб. Дай бог, чтоб у моих детей были такие зубы. Зачем же я буду ставить на него коронку?
— Я вам сказал, поставьте! — нетерпеливо возразил пациент.
Докторское самолюбие Шликермана вспыхнуло, как вулкан.
— Вы уже будете меня учить, где ставить коронки? Так я вам говорю, что я не согласен. Берите ваше масло и баранину и ухо…
Он не договорил. Глаза его скосились и с ужасом застыли на револьверном дуле, прижатом пациентом к боку его белого халата.
— Что? Что такое? — прошептал он.
— Не дурите, доктор! — ответил пациент. — Берите какую-нибудь из ваших запасных коронок и подгоните к зубу. Мне нужно это временно, но только сейчас же. Иначе вашим детям придется оплакивать вас.
Доктор поник головой и дрожащими руками вытащил коробочку с коронками.
Когда все было готово, пациент поднялся и крепко пожал руку доктору, подавая ему вещевой мешок.
— Здесь десять фунтов масла и пуд баранины. Я думаю, что вам давно не платили так щедро. Еще одно условие. Вы никому не скажете ни слова о происшедшем.
Он повернулся и вышел. Доктор молча уложил инструменты, по его спине еще бегали мурашки. Он вышел в другую комнату, где жена его варила ржаной кофе. Доктор сел на стул и поежился.
— Да! Видали вы такого пациента? — спросил он сам себя.
— Ты что-то сказал, Моисей? — подняла голову жена.
Доктор взглянул на нее и ответил:
— Нет… ничего. Это тебе показалось…
Глава двадцать четвертая