Эти остроумные слова повелителя и были причиной тому, что баронет Осборн лежал на турецком диване своей каюты, на рейде Порто-Бланко, насвистывая вальс из «Цыганского барона» и разглядывая альбом японских фривольных гравюр.
В открытые большие иллюминаторы лилась приятная свежесть и баюкающий плеск воды, лизавшей борт «Аметиста».
Наружная дверь каюты распахнулась и пропустила вестового, тонкого смуглого юношу с удивительной для матроса-простолюдина гибкостью и пластичностью движений.
Фрэди повернулся к вошедшему.
— А? — сказал он, слегка зевнув.
Дисциплина наутилийского флота славилась во всем мире своей суровостью, сохранившей воспитательные приемы железного средневековья, и поэтому было вдвойне поразительно, что вестовой стремительно бросился в кресло и раздраженно сказал певучим голосом:
— Вы знаете, Фрэди, что я терпеть не могу, когда вы валяетесь, как тюлень, и рассматриваете ваши неприличные картинки. Это оскорбительно для меня. Если бы меня не было, — вы имели бы право взвинчивать себя искусственным образом, но в моем присутствии…
Баронет Осборн немедленно встал.
— Простите! Но мое занятие не имеет никакого отношения к вам. Уверяю вас, что ваши возможности неисчерпаемы и их хватит на всю мою жизнь. Но я интересуюсь этими альбомами как художник. Эти неподражаемые линии…
— Я имею смелость думать, что мои линии не хуже?..
— О боже. Разве я могу сомневаться?..
— Ну и довольно об этом. Какая дикая жара в этой искусственной стране.
— Искусственной? Что вы хотите этим сказать?
Необычайных вестовой встал и подошел к иллюминатору.
— Да разве вы не видите? Посмотрите сюда! Какой-то игрушечный розовый берег, кукольные дома, деревья, похожие на фазаньи перья. Я задыхаюсь от этого вида. Разве здесь может быть что-нибудь похожее на наши вересковые поля?
— Вблизи все это имеет совершенно натуральный вид. Деревья даже грандиозны! — сказал коммодор.
Вестовой прищурился.
— Вблизи?.. — он помолчал и добавил: — Впрочем, об этом после. Я хочу принять душ. Вас не затруднит подержать мне простыню. Я чувствую страшное неудобство от отсутствия прислуги и, право, не понимаю, как можно решиться на такие мучения ради вас?..
Баронет Осборн молча последовал за своим вестовым в ванную комнату.
Пожалуй, было бы скромнее оставить эту странную пару вдвоем в блестящей эмалированной ванной, но соблюдение скромности вообще не входит в задачи этого романа, поэтому мы уничтожим волшебной палочкой легкую переборку, разделяющую каюту баронета и ванную.
За этой переборкой нам видно, как спадают на пол лебединым пухом белые матросские штаны и голландка и под сверкающими струями душа остается во всей своей воздушной и в то же время могущественной прелести нагая царевна Лебедь.
Ибо настало время сказать, что вестовой баронета Осборна — танцовщица королевского балета Наутилии мисс Гемма Эльслей.
Может быть, после этого читателю захочется вглядеться пристальней в это тонкое, соблазнительное тело, блистающее влажными отсветами под поющим серебром душа, но, увы, поздно: ревнивая простыня, накинутая на него почтительными руками коммодора, уже скрывает его очертания…
Освеженная душем, мисс Эльслей блаженно раскинулась на диване.
Фрэди нежно взял ее руку для поцелуя, но она отдернула ее.
— Погодите, Фрэди… Мне нужно сказать вам несколько неприятных слов.
— Вам не идут неприятные слова, дорогая, — ответил коммодор, пытаясь увильнуть от нежелательного разговора.
— Я думаю, что я тоже не лишена вкуса, Фрэди, и могу соображать, что мне идет, а что не идет. Вы сказали, что вблизи эти деревья имеют грандиозный вид, — пеняйте же на себя за этот разговор. Я желаю видеть эти деревья, желаю видеть людей, говорить с ними… Я сижу вторую неделю, с минуты отплытия, безвылазно в этом вашем стальном инкубаторе, где от жары плавятся мозги. И я заявляю вам, что я хочу на берег. Хочу на берег, вы понимаете!..
Она несколько повысила голос и раздраженно отбросила туфельку с ноги.
Коммодор Осборн развел руками.
— Гемма! Вы хотите невозможного. На берег вам нельзя. Пустить вас матросом я не могу, потому что общество матросов для вас мало удовлетворительно и небезопасно. Появление же ваше в женском облике может вывести всю историю на свежую воду и грозит моей карьере самыми страшными последствиями. Здесь, на корабле, мои офицеры — свои ребята и относятся к вам со всем обожанием, какого вы заслуживаете, но если об этом узнает сэр Чарльз или адмирал Кроузон…