Нагло блефуя, покупая на арапа, с самыми сложными комбинациями и расчетами, улавливая по лицам партнеров состояние их карт (в покере Глеб действительно был докой), Глеб беспощадно рвал ставки. Перед Миррой выросла горка цветных фишек.
— Господа, что же это? Разбой! Глеб обирает нас как липку. Банкротство!
— Не связывайтесь, Кэт, с профессорами. Поделом. Наши ваших бьют, — шутил Глеб, пригребая очередной банк. — Еще удар — и враг бежит.
— Барыня просят ужинать, — позвала с порога горничная.
Шумно подымаясь, гости потянулись в столовую. За покерным столиком наспех подсчитывали фишки.
— Бросьте!.. После подсчитаем. Идем ужинать, — торопила Катя.
— Ты меня извини, Катюша. Я не могу остаться. Позволь мне уйти, — сказала Мирра, пересыпая из ладони в ладонь фишки.
— Что? Почему в такую рань? Еще нет двенадцати.
— Сегодня отца нет. Он вчера уехал в Одессу, а мама нездорова. Нужно раньше вернуться.
Глеб слушал, колеблясь. Проводить? Но нельзя же так навязываться. Провожал позавчера, вчера… теперь опять. Но проводить хотелось. Неожиданно выручила Катя.
— Раз так — не имею права удерживать… Глеб, вы проводите Мирру и возвращайтесь. Мы еще потанцуем.
— Есть! — Глеб набросил на плечи Мирры легкий шелковый плащ.
На улицах было уже пусто. Провинция рано заваливалась на пуховики. Лунная синева преображала знакомые дома, деревья. В нижнем конце улицы, зеленовато мерцая, дымясь, сияла река. Акации струились сумасшедшим запахом, еще сильнее, чем в полдень. Переходя мостовую, Мирра оступилась, и Глеб подхватил ее. Локоть был тоненький, теплый и рождал покровительственную нежность к хрупкости спутницы.
— Вы долго пробудете у нас? — спросила Мирра.
— Всего два месяца. — Глеб ощутил внезапно, вопреки третьегодняшней радости, что срок отпуска далеко не так продолжителен, как ему казалось.
— А потом?
— Потом на месяц в Петербург за производством, а там в Севастополь.
Мирра помолчала.
— Я тоже в Петербург. — Она тихо засмеялась. — Как долго я ждала этого. С третьего класса я мечтаю о Петербурге, как Золушка о принце. Я никогда не видала его, но мне кажется, он необычайно прекрасен, строен, сказочен…
— Изумительный город! — подтвердил Глеб. — Мне жалко его покидать, но плавать в Балтике желтая тоска. Постоянный холод, всего пять месяцев кампании, а семь сиди, как пойманная крыса, на корабле, примерзшем к стенке, зашитом досками.
Они подходили к повороту улицы… Странное мягкое шарканье и глухое позвякиванье донеслось до них из-за углового дома. Мирра остановилась.
— Что это?
— Не понимаю… Сейчас посмотрим.
Они миновали дом. Навстречу, посреди мостовой, в душном тумане двигались облитые луной серо-голубые призраки. Они ритмически взмахивали руками, и при каждом шаге их слышался тупой звон.
— Глеб Николаевич? Что же это?
Голос девушки стал острым. Глеб наконец сообразил:
— Не волнуйтесь, Мирра Григорьевна. Арестанты метут улицу.
Серо-голубые тени, позванивая кандалами и размахивая метлами, медленно проходили мимо, тихие, странные. Высокий арестант поравнялся с Глебом. Луна осветила высокий лоб, выпуклости скул, небритый подбородок. Голова была прикрыта бесформенным суконным колпачком. Жалкая виноватая усмешка свела рот арестанта, и он ускорил шаг. Согнутая спина его с темнеющим ромбом туза удалялась в пыльном облаке.
— Мне жутко, Глеб Николаевич!
Локоть девушки, прижатый Глебом, дрожал.
— Успокойтесь, Мирра Григорьевна. Бояться нечего — несчастные люди, — сказал Глеб и подумал: «Тоже администрация в тюрьме! Не могут, скоты, позже высылать на уборку. Отличное воспитывающее зрелище для жителей».
До знакомого розового особняка дошли молча.
— Вот и дома, — заметил Глеб с нескрываемым сожалением.
— Маленький город, — ответила девушка, болезненно и жалко улыбаясь. Сняла шляпку и присела на выступ крыльца. — Зачем это?.. Как отвратительно!.. Несчастные люди. До сих пор я так любила прогулки в лунные ночи. Любила эту сказочную дымную голубизну, которая все показывает в таком волшебно преображенном виде… И вот это… Теперь мне будет страшно выходить. И луна стала мутная… Даже она не может спокойно видеть такие вещи.
Она закрыла лицо руками. Сквозь пальцы глуховато сказала:
— Вы обещали, Глеб Николаевич, прочесть для меня стихи, когда я попрошу. Если можете — прочтите. Мне станет легче… Вы знаете Блока?
— Да, Мирра Григорьевна. Но что прочесть?