— Если позволите — в другой раз, — ответил Глеб. — У меня сегодня настроение не очень. Насчет минной дивизии дело не вышло. Не было вакансий.
— Молодо-зелено, — Эгмонт снисходительно улыбнулся. — Послушайте, малютка, раньше, чем лезть в пасть штабным удавам, нужно было найти старших умных мальчиков, вроде меня, и спросить совета, как верблюду проскочить в игольное ушко. Ну, ничего. Пострадайте за дурость, а после мы вам это дельце устроим. Вы с мичманом Рябцевым не знакомы?
— Нет. А кто это? — спросил Глеб.
— Красавец и полированный гвоздь. Кумир всех проезжих купчих и победитель ялтинского проводника Махметки. Неофициальный владыка мичманских душ и телес, а попросту говоря, флажок Эбергарда. Может сделать все, что захочет. Например, может выдать мне удостоверение в том, что я девица, и совершенно нетронутая.
— Послушайте, Эгмонт, — перебил Глеб болтовню мичмана, — дайте мне спросить, в свою очередь. Вы знаете лейтенанта Калинина?
— Бориса? Знаю. А что?
Эгмонт отодвинул стул и сел против Глеба.
— Меня интересует его облик. Он мое прямое начальство.
— Фью-фью, — присвистнул Эгмонт. — Здорово!
— Почему вы свистите?
— А собственно, что вы хотите знать о Калинине? — спросил Эгмонт, смотря в глаза Глебу.
Глеб безотчетно смутился.
— Просто мне интересно знать, какая у него репутация начальника, человека… офицера, наконец? Мне хотелось бы ориентироваться, как держать себя на первых порах с начальством.
— Ориентироваться? — Эгмонт засмеялся. — Я готов отдать приготовленный реверс и остаться всю жизнь холостяком, если кто-нибудь сможет ориентироваться в Борисе Калинине. С такой же уверенностью можно ориентироваться в полном тумане на шхуне, из компаса которой матросы выпили спирт. Одно могу сказать с полной ответственностью — Калинин мировой артиллерист. Он может первым залпом накрыть плавающую в море суповую миску на дистанции шестьдесят пять кабельтовых. Если бы не артиллерийский гений — его давно выгнали бы из флота.
— Почему?
Эгмонт поковырял отточенным ногтем мизинца скатерть, как будто выковыривая из-под синеватого полотна нужный и трудный ответ.
— Видите ли, Алябьев… Я не знаю, чего вам хочется. Если вас привлекает строевая карьера, если вы хотите всерьез делаться артиллеристом, то вы счастливый человек. Ручаюсь, что через два года вам могут предложить пост флагманского артиллериста в Грандфлите. Что же касается остального, то ваше положение я сравнил бы с положением гусарского новобранца, которому в шутку подкидывают сумасшедшего жеребца, от которого давно отказался весь полк. У Калинина норов такого жеребца. Он способен при матросах «обмативировать» адмирала, если ему не понравится адмиральская борода. Он выражает свои мнения о людях прямо в глаза, не выбирая выражений. Некоторые зачисляют его в красные. Другие считают это вздором потому, что Калинин патриот. Думаю, что всего правильнее рассуждают те, которые полагают, что ему простудила мозги цусимская ванна. Но, словом, характер заедает ему карьеру. С пятого года, как вы видите, он дополз только до старлейта, и это при наличии офицерского «Георгия». Эбергард каждый год вычеркивает его фамилию из списков производства в отместку за один эпизод. Кажется, в десятом году, на разборе маневров, Калинин при всем штабе ляпнул ему в глаза по поводу какого-то поворота, что так поворачивают только идиоты. Андрей съел, но не простит до гроба. Не удивляйтесь, если, по неопытности прошляпив какой-нибудь пустяк, вы получите от него «чугунную голову» или «остолопа на ходулях». Это уже не раз бывало.
— Ну, это посмотрим, — возмутился Глеб. — Я сам ему так отвечу, что второй раз не захочет.
— Malbrough s’en va-t-en guerre[30], а по-русски «хвались, идучи с рати», — захохотал Эгмонт. — Лучше не пробуйте. Тогда он загрызет вас насмерть, сделает из вас деволяй. Вся суть в том, что он никогда не обложит незаслуженно. Но, если промахнулись, пощады не ждите. И в то же время, если вы положите классный залп или вообще отличитесь, он может на месте обнять вас, как нежная мамаша, и лобзать на глазах у восьмисот голопупых, составляющих команду вашего гроба. Такой уж истерик.
— Перспективочка! — уныло сказал Глеб.
— А вы не скисайте, Ромео. Если будет невтерпеж — скажите мне. Я через Рябцева устрою вам перевод в нашу прославленную минную банду. А сейчас извините. Дела сердечные. — Эгмонт подмигнул на покинутый стол и поднялся. — Не забывайте, крошка, будьте гостем. Я на «Счастливом». Приезжайте, вспомним минувшие дни и корпуса веселые преданья.