— Да я и не собираюсь вас проводить. Мне, конечно, не очень приятно открывать вам мои личные тайны, но ваша горячность… — Она наклонилась к Глебу и совершенно доверительно вполголоса продолжала: — Видите ли, у меня на «Ростиславе» есть… ах, боже мой, как глупо… ну, близкий человек… лейтенант Воинов. Сообщение с кораблями прорвано, его не пустили на берег, а он мне нужен. Я просила сигнальщика передать ему семафором, что мне обязательно нужно его видеть… В конце концов, у меня не было другого способа передать. Вы можете спросить сигнальщика.
— Черт знает что, — пробормотал Глеб, краснея. История оборачивалась глупо. — Неужели, мадам, вы не можете понять, что в такое время…
— Я очень хорошо понимаю, милый мичман, но думаю, и вы поймете, что чувство не всегда считается с таким временем, — женщина уверенно и вызывающе улыбнулась.
Глеб отвернулся к сигнальщику. Тот стоял каменный и непонятный.
— Немедленно отдать деньги!
Рука сигнальщика рванулась к карману и вытащила двадцатипятирублевку.
— Возьмите, мадам, — Глеб передал деньги женщине. — А ты доложи дежурному по связи, что мичман Алябьев приказал посадить тебя на трое суток… за неотдание чести. И чтоб больше таких штук не было! Понял, балда?
— Так точно, — вытянулся, веселея, сигнальщик. Неожиданный наскок офицера, грозивший серьезной бедой, заканчивался, к счастью, пустяками. — Покорнейше благодарю, вашскродь.
Глаза сигнальщика были бессмысленно преданны, но где-то в их глубине металась дразнящая веселая искорка. Мичман опростоволосился, и это веселило матроса.
«Идиот!» — выругал себя Глеб, спускаясь в шлюпку и услышав за собой вновь вырвавшийся у женщины хохоток.
Предрассветный сон крепок, радостен и тепел. Предрассветный сон навевает самые приятные видения. Тело нежится под одеялом, набирая бодрости для предстоящего дня. Вокруг темь, тишина, великое ночное спокойствие.
Спит большое мохнатое небо, обнимая огромное, притихшее на ночь море. Спит рейд, молчаливо и угрюмо дремлют на рейде корабли. Безветрие. Стеклянно застывшая вода, и над ней механические перезвоны склянок, отзванивающие вековую матросскую, флотскую тоску.
Завернувшись до носа, спит в койке Глеб. В низких коробках кубриков, в мертвой блеклости зеленых ночных ламп, спят подвешенные в койках, как копченина в погребе, тяжело дыша, хрипя и ворочаясь в духоте, матросы. Воющие вентиляторы не могут высосать из кубриков теплого удушья, запаха распаренного сном тела.
До полночи шла спешная погрузка угля. В двадцать один час с «Георгия Победоносца» просемафорили флоту клотиком:
«Положение весьма серьезное. „Гебена“ с двумя миноносцами видели около Амастро. С рассвета — положение первое. Госпитальным судам тоже к девяти часам».
Упоминание о госпитальных судах показывало, что кровавый ветер надвигается вплотную.
Огни погашены на всех судах. Очертания и места судов только угадываются по памяти вахтенными начальниками, безмолвно шагающими во мгле по мостикам и палубам. Вахтенные начальники, напрягая глаза до слез, смотрят все чаще и чаще в открытое море. Что таит в себе его непроглядная чернь?
Часовой у флага на «Георгии Победоносце» стоит неподвижно. На узкой грани штыка чуть розовеет отблеск света из люка адмиральского салона. Командующий флотом не спит. В его помещении сейчас сосредоточена вся жизнь флота.
Сюда стекаются и отсюда расходятся все сводки, приказы, радиограммы. Как в человеческое сердце венозной кровью, вливаются в адмиральскую каюту донесения подчиненных, рапорты командиров судов, информационные данные, весь отработанный материал флотского дня, и свежей артериальной кровью выливаются на суда, батареи, минные роты — приказы, инструкции, распоряжения.
Около полуночи вестовой передает в салон радиограмму. Ее принимает начальник штаба контр-адмирал Плансон. Он, зевая и ежась (в салоне сквозняк — командующий любит свежий воздух), читает. Начальник минной дивизии запрашивает из Евпатории об обстановке: «Ввиду серьезности положения полагал бы необходимым принять полный запас топлива. Жду распоряжений».
Контр-адмирал Плансон просыпается, ему становится еще холодней. В самом деле, в горячке дневных событий совершенно забыли о минной дивизии. Начальник штаба докладывает командующему.
— Какие будут распоряжения, Андрей Августович?
— Приготовиться к бою, возвращаться в Севастополь… Только пусть подходит в обстрел батарей и к минному заграждению не раньше рассвета. В случае появления неприятеля вскрыть пакет 4 III.