Роман «Синее и белое» явился первым серьезным результатом этого нового периода работы Лавренева, нового подхода к историко-военной и историко-революционной теме.
Р. Мессер, автор большой статьи, посвященной сравнительному критическому разбору «Синего и белого» Лавренева и одновременно опубликованного «Капитального ремонта» Л. Соболева, резко отрицательно отнесясь к роману Б. Лавренева, писала, однако, что в нем «ясно ощущается стремление дать принципиальную предысторию мировой войны, выяснить ее корни» («Красная новь», 1933, № 12, с. 195).
Действительно, эпическая неторопливость повествования, щедрость подробностей, выбор героев и в самых разных классов Российской империи, обилие публицистических отступлений, ведущих читателя то в глубь мировой истории, то в высокие сферы международной дипломатической игры, свидетельствуют о большом замысле исторической эпопеи.
Существование такого замысла документально подтверждают письма и выступления самого Б. Лавренева. Так, 10 декабря 1932 года, отклоняя предложение редакции ЛОКАФ печатать «Синее и белое» в журнале объединения рядом с романом Л. Соболева «Капитальный ремонт» по причине близкого совпадения материала и темы в обоих произведениях, Б. Лавренев пишет С. Вашенцеву:
«…Мы могли бы сейчас уже договориться о печатании второй книги моего романа (флот 1918–21 годов). Гражданская война, исключительный размах событий, неповторимость ситуаций, совершенно устраняют опасности параллелизма, создаваемые первой книгой… Правда, роман будет готов не скоро — летом 1934 года, но поскольку ни ЛОКАФ, ни я не думаем о смерти, мы могли бы, если Вас это устраивает, считать это дело решенным» (ЦГАЛИ, ф. 618, оп. № 1, ед. хр. 19). А в феврале 1936 года Б. Лавренев сообщает: «К осени 1936 года будет закончен роман „Синее и белое“ — переработанная первая часть и часть вторая» («Литературный Ленинград», 1936, 8 февраля).
В архиве Лавренева сохранилась рукопись — фрагменты так и незаконченной второй части романа. Посвященная известному эпизоду из истории революции — затоплению у Новороссийска по приказу молодого советского правительства русских кораблей, которым угрожал захват интервентами, — эта рукопись названа писателем «Дорогой в будущее».
Таким образом, роман «Синее и белое» нужно считать первой частью обширной и незавершенной эпопеи.
Сам автор очень широко трактовал сущность своего замысла. «Основная работа, к которой я приступил летом этого года, — роман „Синее и белое“, — сообщал он в декабре 1932 года. — В попавших в печать сведениях он назван романом о Черноморском флоте 1914–18 гг. Вряд ли с этим можно согласиться. В романе Черноморский флот действует, но лишь как основной фон, на котором идет развитие главного персонажа — мичмана Алябьева. Мне захотелось написать нечто вроде „истории молодого человека“ моего поколения. Оно на рубеже двух столетий — физически родилось в XIX веке, духовно развивалось и входило в жизнь в XX. Груз культуры и традиций прошлого века очень мешал этому поколению, и к принятию идей XX века оно шло медленно, срываясь и жестоко ранясь. В этом центр идейной установки романа». (Вечерний выпуск «Красной газеты», 1932, 23 декабря).
В романе «Синее и белое» Лавреневу удалось показать только первый этап истории молодого человека своего поколения, — груз традиций прошлого в жизни молодого офицера, силу кастовых предрассудков и привычек, держащих его в плену, момент первого столкновения дворянско-буржуазного благополучия с трагизмом истории, с трагизмом народной жизни.
Роман был подвергнут жестокой критике в печати, что, возможно, и помешало писателю успешно продолжить работу над ним. Многое из того, что было предъявлено Лавреневу, имеет под собой серьезные основания, особенно все то, что касается стиля, языка, а также любовной линии произведения. Роман в этом смысле не всегда отвечает строгим требованиям вкуса, автор грешит в нем иногда пристрастием к слишком красивым эпитетам и метафорам. Что касается обширных публицистических отступлений Б. Лавренева, то некоторые из них, например рассуждение о выходе древних славян «на мировую арену», написаны в духе упрощенных социологических концепций начала 30-х годов.