Выбрать главу

Поэтому в течение трех суток в столице, только что пережившей патриотические восторги коронации, царила полновластная паника, и город стал походить на огромную упаковочную контору, где тысячи людей спешно набивали чемоданы всяким имуществом.

Градоначальник столицы безвыходно находился на центральном телеграфе, связанный с штабом фронта прямым проводом, и через каждые пять минут запрашивал о положении дел.

Но Богдан Адлер на этот раз оправдал высокое доверие правительства. Разведка противника, встреченная огнем сколоченных им наспех рот, отошла после недолгой перестрелки в исходное положение, имея приказ командования не ввязываться в серьезный бой.

И вечером на третьи сутки, когда тревога в столице грозила стать катастрофической и на телеграфе, как на званом обеде, собрались почти все именитые граждане, на сотый запрос градоначальника аппарат выдавил наконец узкую макарону ленты с коротким и ясным ответом:

— Противник отбит. Тыловая сволочь может слезать с чемоданов.

Собравшиеся разъехались по домам, бесконечно обрадованные, и чемоданы были вновь распакованы.

В этот же вечер премьер-министр, приехав вечером в королевский дворец для доклада, проходя по залу, увидел в сумерках у окна человеческую фигуру.

Приблизившись к ней, он узнал королеву.

— Ваше величество, — сказал он с почтительным поклоном, — что вы делаете здесь в темноте?

Фигура повернулась, и в полумраке премьер увидел тонкое лицо и устремленные прямо в глаза ему тревожные и печальные глаза. Ему даже показалось, что они наполнены слезами.

Он хотел спросить о причине этой печали, но был прерван неожиданным в упор вопросом:

— Скажите, герцог, вы — честный человек?

Премьер был застигнут врасплох. Он не ожидал ничего подобного и ответил так же неожиданно откровенно:

— Не знаю, ваше величество! Как бы вам сказать?

Гемма схватила его за рукав.

— Правду! Говорите правду, герцог! Мне ничего не нужно, кроме правды!

Трепещущий голос умолял и приказывал одновременно, и премьер после короткой паузы произнес тихо:

— Простите, ваше величество! Если вы хотите правды, то прежде всего я не герцог. Я по дурости влез с ушами в невеселую историю. В первый раз я это понял неделю тому назад, во второй — когда наутилийский козел бодал короля, и в третий сейчас, когда ваши глаза влезли в меня, как колючки.

— Вы не герцог? — спросила Гемма с удивлением и вместе с радостью.

— Кой черт! Я был шарлатаном, а теперь я не знаю, кто я. Будь она проклята, эта комедия! Я воровал, я совершал мошенничества, я выпускал фальшивые кредитки, и, клянусь, мне тогда не было так тошно, как теперь. Я думал, что судьба доставляет мне редкий случай повеселиться, как никогда в жизни, но вышло иначе, и я готов реветь, как выпь на болоте. Раньше я отвечал только за себя, сейчас мне приходится отвечать за других, за всех, и от этого у меня словно перевернулась башка.

— Сядьте, — сказала Гемма повелительно, — это интересно! Мне нужно с вами поговорить. Кто вы?

Коста опустил голову, и голос его зазвучал виновато-иронически.

— Я уже сказал вам, ваше величество! Я бродяга, жулик, негодяй. Всю жизнь я прожил вне того, что на языке бар называется обществом. Оно презирало меня, и я платил ему тем же. И я имел на это большее право. Я мошенничал открыто — они прикрывались законом и другой благородной чепухой. Но я стал стареть, я начал чувствовать усталость, мне захотелось пожить спокойно. И судьба предоставила мне случай вот здесь, в этом содоме, который пыжится быть государством. Я, который был всем, стал, наконец, премьер-министром захудалого шантана, куклы которого готовы плясать под дудочку любого прохвоста, вроде вашего Орпингтона.

Премьер говорил горячо и энергично.

Гемма с напряженным вниманием слушала необычную речь высшего сановника королевства.

— Я думал, что я буду веселиться на этой должности, как веселился, бывало, в детстве, смотря на ярмарочных клоунов. Но, увы, я вижу, что самый закоренелый жулик все же слишком честен для роли министра. Я внезапно почувствовал себя обязанным. На мои плечи навалился такой груз, который пригнул меня к земле. Я в первый раз узнал чувство ответственности не за себя, а за других, за чье-то достоинство, честь, свободу. За целый народ… Не за этот, конечно, сброд, который согнала в приморский притон революция, а за настоящий народ…

— Постойте, — перебила Гемма, — я не совсем вас понимаю. У меня кружится голова от того, что я видела здесь. И от того, что пережила… Вы исповедались мне, теперь я исповедаюсь вам… Я не лучше вас… Я легкомысленная девчонка… Я приехала сюда ради авантюры, ради авантюры я очутилась на этом странном троне. И я тоже почувствовала, что у меня есть какие-то обязательства. Расскажите мне подробней о вашей стране. Почему она воюет с Ассором? Кто такие эти коммунистические банды, как их называют у нас, и чего они хотят? Зачем здесь наша эскадра и лорд Орпингтон?