Весь этот монолог был спровоцирован невинным вопросом Джо «Как наш добрый старый Голливуд?» Джо почувствовал себя диверсантом, прорвавшим плотину, а потом соломинкой, попавшей в водоворот. Наконец, справившись с эмоциями, он догадался об истинной подоплеке бурного словоизлияния.
— Только не говори, что тебя вышвырнули за дверь!
— Именно это они и сотворили. Выкинули на улицу. А я-то, дура, всегда считала, что они держат меня за мамочку. За студийный талисман.
— Когда же это случилось?
— На прошлой неделе. Влетаю в контору как на крыльях. От избытка чувств шляпка сбилась набок. На устах песня — «Мама, я буду царицей мая»,[6] а на столе — голубой конверт. Можешь мне поверить, гаже не бывает. Пришлось пойти в буфет и восстановить силы с помощью солодкового коктейля «Бетт Дэвис».[7]
Джо понимающе кивнул.
— Это в связи с кампанией экономии.
— Дурацкая мысль!
— Значит, дела в Голливуде совсем никудышные.
— Не то слово.
— Можно было догадаться, что к этому идет, когда мне позволили уволиться. Эта самоубийственная политика до добра не доведет. Чем теперь собираешься заняться?
— Пока что обретаюсь у сестры Аделы. Она наняла меня литературным негром — для обработки ее мемуаров. Кстати, на днях приехала Кей. Ты с ней в Нью-Йорке виделся?
Джо разразился саркастическим смехом.
— Виделся ли я с ней в Нью-Йорке! Ничего себе вопрос! Я должен ответить на него утвердительно. Мой простодушный друг, как же наивна ты была, посылая меня на это задание. Я совершенно упал духом. Мной овладела депрессия. Я потею по ночам и не хочу есть. Я влюбился в нее, Билл.
— Да ты что!
— Увы.
— Тебя трудно винить. Она симпатичная чертовка.
— Я бы просил тебя не называть ее чертовкой. Если на то пошло, называй ее лучше ангелом. Можно серафимом. Но не чертовкой.
— Ладно. А как развиваются события? Она отвечает тебе взаимностью? Ты соответствуешь ее идеалу?
— Если воспользоваться ее излюбленным словечком, — нет.
— И замуж за тебя не пойдет?
— Уверяет, что нет.
— Спроси еще.
— Спрашивал. Чем же, думаешь, я там занимался? Спрашивал двенадцать раз. Нет, извини, четырнадцать. Только что звонил, цифра дошла бы до пятнадцати, да ее дома не оказалось. Билл, а кто такая миссис Корк?
— Моя сестра Адела. Она вышла замуж за преуспевающего миллионера с этой фамилией. А что?
— А я и не знал. Мы обменялись парой слов по телефону. Вот так обстоят дела. Я продолжаю делать ей предложение, а она упорно сыплет мне соль на раны. Теперь тебе ясно, почему я такой бледный и печальный.
— Ты выглядишь вполне здоровеньким. И очень глупо с твоей стороны обращать внимание на девичьи отказы. Я влюблена в мужчину, который отказывает мне двадцать лет. Думаешь, я отчаиваюсь? Ни боже мой. Я не оставляю стараний, и, кажется, он потихоньку начинает сдаваться.
— Ты меня удивляешь.
— Чем же?
— Твой образ как-то не вяжется с нежными чувствами.
— Почему?
— Я неточно выразился, — поправился он, перехватив взгляд собеседницы, в котором мелькнула угроза. — Просто невозможно представить, чтобы нашелся человек, способный сопротивляться тебе целых двадцать лет.
— То-то же.
— Он будет твоим, Билл. Стой на своем.
— Непременно. И ты тоже.
— Обязательно. Давай оба будем стараться.
— И потом вместе справим свадьбу.
— Зададим жару.
— А теперь, умоляю, переменим тему и поговорим о деле. Нельзя же весь день убить разговорами о любви. Ты получил мою телеграмму?
— Я потому и прибыл.
— А письмо, где я описала все подробности моего проекта?
— Никакого письма я не получал.
— Ах, да, конечно! Я сейчас вспомнила, что забыла его отослать. Ничего, еще не поздно. Мы, мальчик мой, на пороге неслыханной удачи. Напали на золотую жилу.
— Дуй дальше, Билл. Ты меня страшно заинтриговала. Билл выразительно постучала ему пальцем в грудь.
— Тебе никогда не приходило в голову, Джо, что мы со своей писаниной всю жизнь играли не на своем поле?
— Что значит — не на своем поле?
— На поле неудачников. Сосунков. Идиотов. Чего мы добились, горбатясь на бульварные журнальчики и студийных боссов? Ничего.
— Следовательно?
— Мы должны переквалифицироваться в литературных агентов.
— То есть?
— То есть, представлять интересы авторов. Мы уйдем в тень и дадим возможность другим работать, а сами станем снимать свои десять процентов как офицеры и джентльмены.