— Как это тебе пришло в голову?
— Меня осенило, когда я обедала со своим кровососом, который решил отойти от дел. Я сразу заметила, что этот тип не в своей тарелке. Расслабившись под воздействием пары сотен и копченой лососины, он со стоном зарылся лицом в ладони и объявил, что больше не может. Выбился из сил. Должен завязать с делами. Дошло до того, что видеть не в состоянии никого из авторов. Достали они его. Он полагал, что Провидение наплодило в миру писателей не без умысла, только вот в чем он заключается, непонятно. Посему он счел за лучшее провести вечер своей жизни где-нибудь в уединении, скажем, на Виргинских островах, куда не доберется никто из этого племени и где его ждет свобода. Чтобы не томить тебя долгим рассказом, доложу, что мне удалось уломать его, и он подписал в мою пользу отказную, или как это там называется. Действовать надо молниеносно, потому что если мы не войдем в дело за неделю, он передаст клиентуру кому-нибудь другому. Словом, пришла пора, чтобы все люди доброй воли пришли под наши знамена.
Джо почувствовал, как ее энтузиазм передается и ему. Мысль превратиться в представителя интересов других авторов его не посещала, но теперь он понял, что, изучая рыночную конъюнктуру, подсознательно стремился к чему-то в этом духе. Подобно всем писателям, он придерживался мнения, что из всех способов наживы в условиях нашей цивилизации самым легким был именно путь представительства от лица литераторов. В этой отрасли бизнеса для преуспеяния достаточно обладать способностью положить в конверт рукопись и лизнуть языком почтовую марку. Пусть другие ходят в потрепанной одежде и рваных башмаках, на литературных агентов это не распространяется.
Перед ним забрезжили радужные видения: Кей, узнав, что он отныне принадлежит к состоятельному меньшинству, которое представляет интересы других, рыдает у него на груди, сожалея, что опрометчиво исключила его из разряда тех, кого французы именуют homme serieux. Но тут снова раздался голос Билл:
— Он запросил двадцать тысяч.
Сладкие грезы разлетелись в осколки, словно суповая тарелка, вырвавшаяся из рук неуклюжей официантки. Из горла у него вырвалось какое-то бульканье, и когда он смог наконец совладать с голосом, тот зазвучал низко и хрипло:
— Двадцать тысяч?
— Вот именно. Он начал было нести какую-то дичь насчет тридцати, но я его быстренько образумила.
— И ты надеешься достать эту сумму?
— А что такого?
— И на какой же банк ты наметила налет?
Джо съежился в кресле — Вильгельмина Шэннон вновь возвысила голос:
— При чем тут какой-то банк и какой-то налет? Я рассчитываю на то, что ты тряхнешь мошной. Разве ты у нас не денежный мешок?
— У меня есть тысяча долларов. Вряд ли тут можно вести речь о мешке.
— Как, тысяча? А куда делся выигрыш?
— Унесен ветром.
— Ах ты, юный транжира!
— Высокий уровень жизни, налоги и прочее. К тому же, Билл, ты не учитываешь, что эти радиовыигрыши — туфта. Не верь газетным бредням. Мне выдали выигрыш в основном консервированным супом. Возьмет этот тип восемь тыщ жестянок в ассортименте? Может, он любит поесть супчику. Пожалуйста: томатный, гороховый, куриный, спаржевый…
Пожилой джентльмен, тянувший что-то через соломинку за своим столиком в другом конце зала, конвульсивно дернулся и чуть не проглотил соломинку, потому что Билл снова возвысила голос.
— Развеяна еще одна иллюзия, — сказала она. — Тебе остается сопроводить меня в приют для старушек.
Ее отчаяние тронуло сердце Джо. Ему было не свойственно подолгу пребывать в унынии, и он уже начал потихоньку оправляться от тягостных дум.
— Не падай духом, Билл. Неужто нам негде раздобыть деньжонок?
— А где?
— В центре Санта-Моники было такое злачное местечко под названием «Перелли», где можно попытать судьбу. Надеюсь, оно не прекратило своего существования. Можно взять мою тысчонку и поставить на кон.
— Не дури.
— Пожалуй, ты права. А может, перехватим у кого-нибудь? В Голливуде должно быть полным-полно рисковых людей, которые могли бы ссудить нам чуток.
— Что-то они мне не попадались.
— А миссис Корк?
— Адела? У нее снега зимой не выпросишь. Даже на Аляске. Нет, это конец. Отчаяние — вот мой удел, — произнесла Билл и величественно направилась к двери, словно отступающий из Москвы Наполеон в юбке.
После ее ухода Джо на некоторое время погрузился в размышления о капризах судьбы, которая то обольщает тебя золотыми снами, то выбивает почву из-под ног. Но уныние, как было сказано, не входило в число его грехов. И во мраке для него уже заблестел лучик света. С превращением в миллионера придется, видимо, повременить, подумал он, но ведь деньги — еще не все, и хотя мир, как известно, юдоль печали, в нем обретается девушка, которую он, Джо, любит. Следуя в желтом такси со стоянки возле книжной лавки Мэрион Хантер до конца Аламо-драйв, он с восторгом устремит свой взор на дом, в котором она обитает. Если немножко повезет, он может даже ее увидеть.