Пока он молчал, Берни приветствовала его с обычной своей веселостью.
— Привет, Криппи! Забыла книжку. Сбегаю возьму. Она у меня в комнате.
Только эти слова могли расколдовать сэра Криспина. Они же изгнали слабую надежду на то, что Берни просто с ним погуляет.
— Не надо, я сбегаю, — выговорил он.
— Чепуха! — возразила Берни. — Что я, калека? Еще могу ходить по лестнице.
И она пошла, точнее — поскакала через ступеньки, а несчастный хозяин побрел в библиотеку медленно, как альпинист, взбирающийся на Маттерхорн. Вид у него был точно такой, какой бывает у человека, изучающего газовую трубу со свечкой в руке. Вот и конец, думал он; и перед ним, словно верхняя строка у окулиста, вставали живые картины того, что сейчас случится.
Обнаружив у себя Чиппендейла, Берни к нему пристанет, а он во всем признается, особо подчеркнув свою второстепенную роль. Главную, естественно, он отведет хозяину. Беседа коснется миниатюры, Берни возмутится, а там и подаст в суд за клевету или, по меньшей мере, расскажет все постояльцам, и они уедут. Конечно, это хорошо — но кто будет платить?
Именно в таких ситуациях закрывают лицо руками, а потому не сразу видят, что вошел Чиппендейл.
Какое-нибудь общество трезвости, скажем, Отряд Надежды, признало бы, что он стал немного лучше. Но врач, глядящий в самую глубь, понял бы, что протрезвел он от шока, ибо глаза у него остекленели, дыхание участилось, а струи пота напомнили бы путнику фонтаны Версаля.
— О-ух! — сказал он, вытирая лоб. — С тигрой в клетке не сидели?
Сэр Криспин покачал головой, поскольку этого с ним не бывало.
— Что слу… — начал он, и голос ему изменил. Однако, сглотнув два раза, он выговорил: —…чилось?
ГЛАВА XII
Расставшись с Берни, Джерри пошел искать Джейн и нашел ее у входа. Она стояла у машины, уже в другом платье. Он удивился.
— Привет, — сказал он. — Вы что, уезжаете?
— Да вот, в Лондон, — отвечала она. — Нью-йоркский юрист хочет со мной повидаться. К вечеру вернусь. Ладно, не в том дело. Как у вас?
— Плохо.
— Ну, естественно. Так я и думала.
Особой прозорливости тут не требовалось, Джерри был исключительно мрачен. Неприятно отступать в беспорядке. Наполеон, испытавший это в Москве, не скрывал, что ему плохо; не скрывал и Джерри в Меллингэме. Примерно так выглядел рыцарь, сообщавший даме, что его вышибли из седла.
— Что-то случилось? — О да!
— Бедный вы, бедненький!
— Она вернулась и застала меня.
— Она же ушла к викарию!
— Значит, не дошла. Если бы люди шли, куда собирались, мир был бы лучше и чище, — горько заметил Джерри, много над этим думавший.
— Что вы ей сказали?
— Ничего. Я сидел в шкафу.
— Ясно. Значит, услышали, что она идет.
— Вот именно.
— Она открыла шкаф?
— Да.
— Почему?
— Я стал чихать. Не вижу, что тут смешного.
— Я не смеюсь, я улыбаюсь. Вспомнила «Алису». Как там про младенца? Он тоже чихал. А, вот! «Лупите своего сынка за то, что он чихает, он дразнит вас наверняка, нарочно раздражает».[69] Она вас лупила?
— Скорее — нет. А вообще чем-то ударила.
— Господи!
— И спросила, что я там делаю.
— Трудный вопрос.
— Да.
— Просто не знаешь, как ответить.
— Сперва я не знал, а потом вспомнил, что она советовала мне прочитать одну книгу. Так я и сказал: зашел вот за книжкой.
— И прибавили, что книги вы ищете в платяных шкафах.
— Нет. Я услышал голоса.
— Просто Жанна д'Арк.
— И решил, что это воры.
— Так и сказали?
— Конечно.
— Она не удивилась?
— А что тут еще скажешь? Не забывайте, она меня стукнула чем-то вроде Статуи Свободы. Это мешает думать.
— Она вам поверила?
— Скорее — нет. По-моему, она решила, что я спятил.
Слово «спятил» оказалось волшебным — манера сострадательной сестры мгновенно сменилась манерой суровой гувернантки.
— Что ж, она права, — сказала Джейн.
— Почему?
— Потому. Разве нормальный человек будет скрывать от девушки, что он ее любит?