Выбора не было. Застонав, Бинго нащупал в кармане купюру и дрожащей рукой протянул ее официанту.
Тетя жила в Кенсингтоне. Они взяли такси. Керк вносил оживление в поездку, испуская вопли, запомнившиеся со школьных времен. Последний он завершил, звоня в дверь.
Открыл им Уилберфорс, дворецкий. Керк похлопал его по манишке.
— Веди к вождю! — сказал он.
— Сэр?
— Ну, к этой, к хозяйке. Есть разговор.
— Миссис Бинсток в отъезде. Не могли бы вы удалиться, сэр?
— Еще чего! — взревел Керк, стуча по манишке, словно дятел. — Сговорились! Затаились! Ничего, я найду на вас управу!
Тут он замолчал, не потому, что завершил мысль, а потому, что упал с крыльца. Глядя из прихожей, Бинго подметил, что он дважды перевернулся, но ручаться не мог бы, от волнения.
— Тети нет? — спросил он, когда дворецкий закрыл парадную дверь.
— Нет, сэр. Вернется завтра.
— Что ж вы ему не сказали?
— Он выпил, мистер Ричард. Если не трудно, взгляните на него.
Намекал он на то, что Керк Роквей мерно бьет молотком в дверь, одновременно выкликая, что любимую женщину похитила шайка Мортимера Фризби. Внезапно звуки оборвались, и, выглянув в окошко, Бинго увидел, что нежный певец из Сан-Франциско беседует с полисменом. Слов он не уловил, но они были горьки, ибо Керк достаточно скоро ответил на них ударом в нос. Тогда длань закона схватила его и увлекла во тьму.
Наутро судья отнесся к делу серьезно. Волна беззаконий захлестнула Лондон, сказал он, и те, кто подливает масла в огонь, избивая полисменов, получат по заслугам.
— Две недели, — добавил он, переходя к самой сути; и Бинго в полном отчаянии вышел на улицу.
Через две недели, думал он, конкурс кончится. Будущее темно. Когда-то он слышал стишок: «Окутал душу мрак темнее адских недр», и теперь поражался его точности. Поистине, лучше не скажешь.
Один луч слабо мерцал во мраке — сегодня приедет тетя, а иногда, если к ней хорошо подойти, она что-то дает. Шанс невелик, Чарли Пиклет определил бы его «100 к 8», но все-таки, все-таки… Бинго побежал к ее дому.
— Доброе утро, Уилберфорс.
— Доброе утро, мистер Ричард.
— Однако удружили вы мне!
— Не будем об этом говорить.
— Ладно, не будем. Тетя дома?
— Нет, сэр. Они пошли что-то купить.
— Они? — удивился Бинго, полагавший, что при всей ее толщине тетя все же не тянет на pluralis.[78]
— Madame и сэр Геркулес, мистер Ричард.
— Какой еще Геркулес?
— Супруг madame, сэр. Сэр Геркулес Фолиот-Фолджем.
— У-о!
— Да, сэр. Насколько я понял, они плыли на одном пароходе. Свадьба состоялась в Неаполе.
— Вот это да! Чего только не бывает…
— Совершенно верно, сэр.
— Нет, это надо же! А какой он?
— Лысый, сэр, томатного цвета, очень солидный. Бинго вздрогнул.
— Солидный?
— Да, сэр.
— В какой степени?
— Если пожелаете, сэр, взгляните на фотографию. Она в будуаре у madame.
— Пошли, — сказал Бинго.
Через минуту-другую он покачнулся и вскрикнул, зачарованно созерцая изображение человека, абсолютно похожего на воздушный шар. По сравнению с ним, думал он, старый Керк — просто пухленький. Вообще-то тете стоило посоветоваться с юристом, а то еще сочтут, что она вышла сразу за троих.
Восторженный вздох вырвался из его груди.
— Спасен! — прошептал он. — Спасен…
— Сэр?
— Ничего, это я так. Фото я на время возьму.
— Madame огорчится, заметив его отсутствие.
— Скажите, к вечеру верну. Надо показать в клубе.
Да, думал он, можно дать Пуффи… ну, 20 %. А можно и поторговаться.
МОЙ МАЛЫШ
Трутни спорили о том, имел ли Бинго нравственное право притащить своего младенца в клуб и поить его молоком прямо в курилке. Трутень с темными кругами под моноклем и под невооруженным глазом полагал, что после тяжелой ночи такие зрелища опасны. Другой, помилосердней, возразил, что Литтлу-сыну все равно придется когда-то вступать в клуб, и лучше его подготовить. Третий считал, что надо предупреждать заранее, ручаясь при этом за сохранность шляп, пальто и зонтиков.
— Очень уж у него подозрительный вид, — пояснил он. — Что называется, преступная внешность. Вылитый Эдвард Робинсон.[79]
Четвертый Трутень, всегда все знавший, сумел пролить свет на эту тайну.
— Да, — сказал он, — Алджернон Обри — не подарок, но Бинго уверяет, что он совершенно безопасен. Визит в наш клуб — знак благодарности. Если бы не этот младенец, еще одна семейная драма буквально потрясла бы мир.