— Для друга не жалко.
— Себе в убыток!..
— А радость, старик, а радость?
Прибежав наверх, он кинулся к ответственному Трутню, попросил кое-что изменить — и тот нахмурился.
— Сколько можно! — сказал он. — Значит, теперь у тебя Блистер, а у Фредди — Проссер?
— Да, да.
— Именно так?
— Так, так.
— Хорошо, я на вас извел целую резинку.
В эту минуту швейцару удалось привлечь внимание Пуффи.
— Вас спрашивают, мистер Проссер, — сообщил он.
— А, это мой дядя! Где он?
— Прошел в бар.
— Естественно. Дай ему коктейль, — сказал Пуффи еще одному Трутню. — Я сейчас.
Сверкая радостью, он спустился вниз. Как и при Ватерлоо, все чуть не сорвалось, но он победил и ликовал. Резервируя столик, он не пел, но это как бы входило в солнечную улыбку и сияющий взор. Выйдя в холл, он удивился, увидев там последнего Трутня.
— Ты не в баре?
— Я там был.
— Не нашел его?
— Нашел.
Пуффи показалось, что тон у него какой-то странный.
— Знаешь, — сказал Трутень, — я сам люблю шутки, но есть и предел.
— Что?
— Нельзя же выставлять на бега борзую!
— О чем ты?
— О том, что этот шар — не твой дядя.
— Да дядя он!
— Ничего подобного.
— Его фамилия Проссер.
— Это верно.
— Он подписался «Дядя Хорес».
— Очень может быть. Но он тебе не дядя, а пятиюродный брат. Видимо, в детстве ты называл его дядей, он старше, но это ничего не меняет. Если ты всего этого не знал, прости за грубость. Тогда тебя надо пожалеть. Его дисквалифицировали, победил лорд Блистер. Возьми себя в руки. Здесь нельзя.
Пуффи не был в этом уверен. Ему казалось, что тошнить может везде.
Рассказы М-ра Маллинера
Перевод с английского Н. Трауберг
САМА ЖИЗНЬ
Беседа в «Привале рыболова» вертелась вокруг искусства, и кто-то спросил, стоит ли смотреть фильм «Прекрасная Вера, или Превратности судьбы», который шел в «Нежных грезах».
— Конечно, стоит, — сказала мисс Постлвейт, наша милая и бойкая барменша, посещавшая все премьеры. — Там сумасшедший профессор хочет превратить одну девицу в краба.
— Превратить в краба? — удивились мы.
— Да. Он собрал кучу крабов, растолок, выварил какой-то гормон и собирался впрыснуть ей в спинной мозг, но тут ворвался Джек Фробишер. Сами понимаете! Ее зовут Вера Далримпл.
— А зачем он…
— Ну, кто захочет, чтобы любимую девушку превратили в краба!
— Нет, профессор. Зачем он это все затеял?
— Рассердился на нее за что-то.
Мы подумали и решили, что это вполне возможно. Но один из нас покачал головой.
— Ерунда, — сказал он. — Такого не бывает.
— Простите, — вмешался другой, и мы заметили, что с нами — сам мистер Маллинер.
— Простите, что вмешиваюсь, — продолжал он, — но я случайно услышал вашу беседу и понял так, что вы, вот вы, затронули весьма близкую мне тему: что в жизни бывает, чего — не бывает. Как можем мы, с нашим скудным опытом, судить об этом? Возможно, сейчас тысячи женщин превращаются в крабов. Еще раз простите мой пыл, но я немало пострадал от нынешнего скепсиса. Есть даже люди, которые не верят рассказу о моем брате Уилфриде всего лишь потому, что он не укладывается в рамки обыденной жизни.
От волнения мистер Маллинер спросил горячего виски с лимоном.
— А что случилось с вашим братом? — осведомились мы. — Он превратился в краба?
— Нет, — отвечал мистер Маллинер, глядя на нас честными голубыми глазами. — Нет, не превратился. Я мог бы сказать: «Да, именно», но как-то привык говорить одну только правду.
Уилфрид (сказал мистер Маллинер) — самый умный в нашей семье. Еще в детстве он возился со всякой химией, а в университете отдавал все свое время исследованиям. Тем самым, совсем молодой, он обрел известность как изобретатель прославленных «Чудес Маллинера». Этот общий термин включает крем «Жгучий цыган», лосьон «Горный снег» и многое другое, как парфюмерного, так и лечебного характера.
Конечно, человек он был занятой, и настолько, что, несмотря на очарование, присущее всем Маллинерам, достиг четвертого десятка, ни разу не влюбившись. Помню, он говорил, что у него просто нет на это времени.
Но всех нас, рано или поздно, настигает любовь, а сильных, сосредоточенных людей она поистине поражает. Уехав ненадолго отдохнуть в Канны, он встретил Анджелу Пардью и пал ее жертвой.
Позже он признавался, что привлек его прежде всего замечательный загар. То же самое сказал он и ей, делая предложение, поскольку она, в своей девичьей манере, спросила: «А за что ты меня полюбил?»