Лицо Билл приняло печальный и жалостливый вид, гримасу матери, вынужденной уведомить обожаемое дитя, что его шансы на получение конфетки близки к нулю.
— Одна загвоздка, — сказала она.
— Какая еще загвоздка?
— Проблема в том, что у Смидли нет ни цента.
— Как?
— Ни цента.
Джо остолбенел. Он не мог уразуметь этих слов.
— Ты сама говорила, что он миллионер.
— Никогда я этого не говорила.
— Как же! Вчера в отеле. Ты сказала, что твоя сестра вышла замуж за миллионера.
Печаль на лице Билл стала еще безысходней.
— Смидли — не муж Аделы, мой дорогой заблудший друг. Мужа Аделы больше нет с нами. Он там, — Алела воздела палец к небесам. — Смидли— всего-навсего брат покойного, не имеющий, как я уже сказала, ни гроша за душой. Это не преувеличение, ибо я не сомневаюсь, что после вчерашнего загула у него ни цента не осталось от той сотни, которую я ему одолжила.
Джо был уязвлен в самую душу.
— Иначе говоря, он вчера дурил мне башку?
— Он не нарочно.
— По чистой случайности, да?
Билл вздохнула. Она чувствовала себя словно мать, которая, вдобавок к необходимости уведомить дитя о том, что оно не получит конфетки, еще и принуждена заехать ему кистенем по макушке.
— Дело обстоит так, Джо. После возлияний Смидли посещают приступы мании величия. Ему чудится, будто вернулись прежние деньки, когда у него и впрямь водились немалые деньжата. Пока он не просадил все на мюзиклы, которые не выдерживали более одного представления, на театральные ангажементы, на спектакли, которые никто не посещал, на чехословацкий балет и сезоны «Гранд-Опера» по английски. Было время, когда Смидли считался одной из самых примечательных фигур на Бродвее. Ни у кого не было столько неудачных проектов, сколько у него. Как только возникала очередная бредовая идея, безусловно обреченная на провал, незамедлительно обращались к Смидли. Это не могло длиться долго. Пять лет назад последние его несколько тысяч ухнули в дурацкую французскую комедию, которая шла с пятницы по воскресенье, и с тех пор у него не осталось ни пенни. Он живет на три четвертака в день, которые ему из милости выдает моя сестра Адела.
Она сделала паузу, и Джо, вцепившийся пальцами в подлокотники, ослабил хватку.
— Понятно, — проговорил он.
— Боюсь, я нанесла тебе удар.
— Да, пожалуй. Пойду выйду в сад, проветрю мозги.
— Мне следовало бы тебя подготовить.
— Какая разница, — тупо ответил Джо.
Он с поникшей головой вышел на террасу, и Адела, как раз в этот момент появившаяся на пороге из холла, проводила его удивленным взглядом.
— Это кто такой? — спросила она.
— А? — рассеянно отозвалась Билл. Ее мысли были заняты Джо, пережившим крушение своих надежд.
— Что это за странный молодой человек, который только что вышел?
Билл собрала силы для битвы.
— Молодой человек, о котором ты спрашиваешь, — ответила она, — нисколько не странный. Он абсолютно нормальный, уравновешенный молодой человек из породы тех, кто превратил Америку в процветающую страну. Это Джо Дэвенпорт. Если помнишь, мы как раз о нем недавно говорили.
Адела взвилась.
— Дэвенпорт! Тот самый! Что он тут делает? Кто его пригласил?
— Не я во всяком случае. Смидли.
Прекрасные глаза Аделы чуть не вылезли из орбит. Сейчас она была похожа на Луизу де Керуай в ее самые грозные минуты. Если бы кому-нибудь из бывших коллег эпохи немого кино случилось проходить мимо и увидеть ее лицо, бедняга вскарабкался бы на ближайшую пальму, и сманить его оттуда нельзя было бы ни за какие коврижки. Именно так она выглядела в те давние дни, когда входила в комнату режиссера со словами: «Мне надо сказать вам несколько слов, мистер такой-то».