— А почему вы ведете такие беседы глубокой ночью? — задал он вполне обоснованный вопрос. — Во втором часу!
Вышколенный дворецкий никогда не позволит своим бровям недоуменно подскакивать, и брови Фиппса только самую капельку дернулись и тут же легли на место, но, когда он заговорил, в голосе его слышалась чуть заметная укоризна.
— Мои служебные обязанности не позволили мне освободиться до половины двенадцатого, сэр, но мистер Глутц настаивал, чтобы переговоры были завершены без промедления. Для моей малости его желание — закон.
— Правильно, — поддержала его Билл. — Надо всегда слушаться начальство, даже если оно походит на омара. А мистер Глутц — вылитый омар, правда?
— Определенное сходство с созданием, которое вы упомянули, мадам, безусловно имеется.
— Но это неважно, был бы человек хороший, так?
— Точно так, мадам.
— Про меня говорят, что я похожа на немецкого боксера.
— Весьма привлекательного боксера, мадам.
— Спасибо за комплимент, Фиппс. Ты получил выгодный контракт?
— В высшей степени удовлетворительный, благодарю вас, мадам.
— Смотри, не продешеви.
— Нет, мадам.
— Я буду с особым интересом следить за твоей карьерой.
— Спасибо, мадам. Я приложу все усилия, чтобы оправдать ваше участие в моей судьбе.
Смидли, у которого одно было на уме, вновь взял практическую ноту.
— Ну, а пока вы здесь, вернемся к делу. И так уж полночи зря прошло.
— Это у нас много времени не займет, — уверила его Билл. — Если наш Фиппс остался прежним Фиппсом. А, Фиппс?
Дворецкий замялся. Похоже было, что он собирается объявить плохие новости.
— Очень сожалею, мадам, — извиняющимся тоном начал он, — но, боюсь, мне придется вас огорчить.
— То есть?
— Я, к сожалению, пришел известить вас, что не смогу выполнить ваше задание.
Если он намеревался вызвать сенсацию, то не просчитался. Его слова произвели эффект взорвавшейся бомбы.
— Что? — вскричал Джо.
— Ой, Фиппс! — вскричала Кей.
— Как это — не смогу? — пролепетал Смидли. — Что вы имеете в виду?
Лидер движения явно пришел в замешательство. Привычная бесстрастность уступила место нервному переступанию с ноги на ногу и заламыванью рук. Потом глаза Фиппса уперлись в котелок, который, казалось, придал ему решимости.
— Это непредвиденное обстоятельство естественным образом способствовало изменению моих планов, сэр. В качестве артиста студии «Медула-Облонгата-Глутц» я не могу подвергать себя риску быть уличенным во взламывании сейфов. В моем контракте имеется пункт касательно нравственности.
— Чего?
— Нравственности, сэр. Параграф шестой.
Смидли взорвался. Кровяное давление подпрыгнуло у него до беспрецедентной высоты. Случись сейчас увидеть его побагровевшее лицо какому-нибудь доктору, тот бы озабоченно зацокал языком либо потер руки в предвкушении гарантированных десяти долларов за визит в течение достаточно продолжительного времени.
— В жизни не слыхал такой идиотской чепухи!
— Прошу прощения, сэр. Боюсь, я не смогу отступить от своих правил.
— А как же пять тысяч долларов?
— Ничтожная сумма, сэр. Для нас, киноактеров, пять тысяч долларов — не более чем карманные деньги.
— Не смейте так говорить! — закричал Смидли. — Это… это кощунство!
Фиппс обернулся к Билл, в которой, кажется, видел себе ровню и надеялся найти поддержку.
— Уверен, что хоть вы войдете в мое положение, мадам, — нельзя ведь манкировать контракт.
— Разумеется, нет. Искусство требует жертв.
— Вот именно, мадам.
— Раз уж ты подписал документ, надо придерживаться всех пунктов.
— Правильно, мадам.
— Но, черт подери…
— Умолкни, Смидли. Сохраняй спокойствие.
— Какое тут может быть спокойствие!
— Тебе надо хлебнуть чего-нибудь, — сказала Билл. — Будь добр, Фиппс, принеси нам чего-нибудь животворного.
— Слушаюсь, мадам. Что желаете? Смидли упал в кресло.
— Тащи все, что под руку подвернется!
— Хорошо, мадам, — сказал Фиппс.
Он взял со стола котелок, секунду поколебался — не надеть ли его на голову, и прямой походкой направился к двери.
После его ухода некоторое время царило молчание. Сидящий в кресле Смидли выглядел совершенно потерянным. Джо подошел к стеклянной двери и воззрился на звезды. Кей приблизилась к креслу, в котором утонул Смидли, и стала несколько лихорадочно гладить его по голове. И только Билл не стронулась с места.