— Господи!
— Боюсь, ваши беседы станут не такими приятными, так что уж лучше тебе жениться на мне, Смидли.
— Но, Билл…
— Это в твоих интересах.
— Но, Билл… брак…
— Что плохого в браке? Это же прекрасно, посмотри только на мужчин, которые, раз попробовав, уже не могут остановиться и женятся на каждой встречной. Вспомни Бригема Янга.[30] Вспомни Генриха Восьмого. Вспомни царя Соломона. Эти ребята знали толк в хорошей жизни.
В окутавшей Смидли непроглядной ночной мгле блеснул тоненький лучик света. В голове забрезжило нечто вроде надежды. Он взвесил все сказанное Билл.
Генрих Восьмой и царь Соломон — авторитетные люди, на их суждения о жизни можно положиться. Жениться им нравилось, как заметила Билл, они даже сделали себе из этого хобби. Может быть, это служит более или менее веским доказательством того, что брак — не смертный приговор, как принято считать, и даже имеет свои положительные стороны.
От Билл не укрылась перемена в его лице Она взяла его руку в свою и крепко сжала.
— Согласен ли ты, Смидли, взять в жены Вильгельмину?
— Да, — ответил Смидли тихим, но твердым голосом. Билл нежно поцеловала его.
— Так-то лучше, — сказала она. — После обеда мы сядем в мою колымагу и поедем, приценимся, сколько берут священники.
Анонимные холостяки
Перевод с английского Н.Трауберг
ГЛАВА I
Мистер Эфраим Траут из юридической конторы «Траут, Уопшот и Эдельштейн» провожал на самолет Айвора Льюэллина,[31] возглавлявшего студию «Суперба-Лльюэлин» (Льюэллин-сити, Голливуд). Они были давними друзьями. Именно мистер Траут вел все пять разводов Лльюэлина, включая последний, с Грейс, вдовой Орландо Маллигена, блиставшего во многих вестернах. Ничто не сближает юриста и клиента сильнее, чем хороший развод. Им есть о чем потолковать.
— Я буду скучать по вас, Айвор, — говорил мистер Траут. — Все как-то опустеет. Однако вы правы, вам пора поехать в Лондон.
Мистер Лльюэлин это знал. Он всегда все обдумывал — все, кроме браков.
— Надо их там подстегнуть, — сказал он. — Подложить взрывчатки под зад, а то мечтают, мечтают… Им же лучше.
— Я думал не столько о них, — заметил мистер Траут, — сколько о вас.
— Да, в Лондоне хороший бифштекс.
— Не в том дело. Калифорнийское солнце плохо влияет на вас. Это сплошное сверкание будоражит дух, и вы женитесь.
При слове «женитесь» мистер Лльюэлин задрожал, как бланманже на ветру.
— Никогда! — воскликнул он. — С этим покончено.
— Это вы так говорите.
— Я уверен. Вы знаете Грейс.
— Еще бы!
— Она со мной обращалась, как с этими, как их, мексиканскими… нет, не кактус, вроде пиона.
— Пеон?
— Именно. Держала на диете. Вы ели диетический хлеб?
— Нет, не ел, — отвечал мистер Траут. Собственно говоря, он был почти бесплотен, а на диете стал бы невидим.
— И не ешьте. Чистая промокашка. Я жутко страдал. Если бы не моя секретарша (сейчас она миссис Монтроз Бодкин), я бы вообще умер. Подкармливала с опасностью для жизни. После развода я — как взломщик после тюрьмы.
— Приятное чувство.
— Зверски приятное. Будет он снова взламывать сейф?
— Если умен, не будет.
— Что ж, я умен.
— Но слабы.
— Слаб? Это кто, я? Спросите на студии.
— С дамами, только с дамами.
— А, с дамами!
— Непременно делаете предложение. Я бы так сказал, ре-флекторно. Вы добрый, широкий человек…
— А главное, не знаю, о чем с ними говорить. Нельзя же сидеть просто так!
— Воспользуюсь случаем и дам вам совет. Наверное, вы думали, почему, живя здесь двадцать с лишним лет, я не женился.
Лльюэлин об этом не думал, а если бы подумал, решил бы, что друг его, при всем своем уме, немного суховат. Собственно говоря, скорее он был какой-то сушеный и уж никак не сверкал. Такие мужчины привлекают мягких, уютных женщин, но в Голливуде их мало.
— Причина в том, — сказал мистер Траут, — что я принадлежу к небольшому сообществу убежденных холостяков. Именуется оно АХ, «Анонимные холостяки». Идею отцам-основателям подали Анонимные Алкоголики. Когда кто-нибудь из нас, поддавшись слабости, хочет пригласить даму в ресторан, он созывает собрание, и все его уговаривают. Они приводят доводы, рисуют страшные картины, пока он не одумается. Так возвращается разум на свой престол, наступает мир, уходит блажь. Он покидает друзей, снова став собою, и твердо отвергает впредь надушенные письма, не отвечает на звонки, а завидев знакомую даму, ныряет в переулок. Вы слушаете, Айвор?